«Как они шагали от военкомата…»

Он проснулся в то утро с ощущением счастья. И тотчас вспомнил, отчего это счастье: он почти отличником окончил седьмой класс, и у него теперь новенький фотоаппарат. А лето будет длиться бесконечно, и в их родной Туле можно много чего успеть за каникулы. Потом услышал, как стукнула дверь, как простучали в коридоре каблуки матери. Он поднялся, чтобы пойти встретить ее, но та уже сама входила в комнату. И Володя не узнал маму – лицо ее было каким-то чужим, опрокинутым и постаревшим. Она тихо сказала: «Беда, сынок. Война началась».

В тот день, в его неполные шестнадцать, и закончилась безмятежная жизнь. Встала на трудовую вахту мать. А отца своего, Захара Сильвестровича Дидюкова, начальника крупнейшего цеха одного из тульских заводов, Володя потом не видел месяцами: производство в авральном порядке перестраивалось и вскоре стало работать на нужды фронта.

А в то утро он сразу побежал в школу. Там во дворе было уже полным-полно ребят – и из их класса, и старшеклассников, и тех, кто только что получил аттестаты зрелости. Через гул возбужденных голосов прорвался выкрик: «Айда в военкомат!», и – как плотину прорвало – все они ринулись за этим выкрикнувшим. И стихли, увидев улицу у военкомата, буквально запруженную их сверстниками из других школ.

К ним вышел военком и велел представителям каждой школы пройти к нему. Разговор был коротким: выпускникам ждать повестки, младшим – доучиваться. А пока всем разойтись по домам.

Вечером они с другом Сашкой все-таки подкараулили военкома и пытались доказать ему, что сейчас нельзя ждать своего призыва, что каждый честный человек должен идти защищать свою Родину и что они просят послать их, почти шестнадцатилетних, на фронт добровольцами. И еще был у них весомый аргумент: скоро война кончится, и можно не успеть сразиться с фашистами. «Ох, успеете, – сказал тогда тот седой подполковник – Войны хватит на всех…» Но заявления их все же взял, пообещал вызвать, когда понадобятся.

Поколение «школяров», воспетое ярким его представителем Булатом Окуджавой, они еще не знали тогда, что от края до края великой страны самыми первыми пошли добровольцами на призывные пункты вчерашние выпускники школ, старшеклассники. «Наши мальчики головы подняли, повзрослели они до поры», – споет потом об этом времени Булат, и его негромкие песни о войне будет петь вместе с ним вся страна.

Слово «военкомат» стало знаковым – здесь узнавали самые последние, такие горестные, известия: враг занимает все новые наши села и города, отсюда грузовики увозили на железнодорожный вокзал парней, уже получивших повестки. В тот день, когда уходили выпускники их школы, все они, кто не уехал в эвакуацию, пришли провожать своих.

Здесь были оба выпускных класса в полном составе. Гремел оркестр. А подстриженные под машинку, уже в военной форме, парни пытались балагурить и веселиться, но как-то быстро смолкали около заплаканных матерей. А самое непривычное – девочки, только недавно весело кружившиеся на выпускном балу в белых платьях, воображалы и недотроги, смотрели сейчас на своих мальчишек какими-то взрослыми, гибельными глазами.

Поколение «школяров». Я не раз слышала от фронтовиков, профессиональных военных, что вот на этих мальчишек, наскоро обученных, плохо одетых, но рвавшихся на передовую в святом стремлении тотчас грудью заслонить родную землю, и приходились самые массовые потери во время боев. Вспомните цифры страшной послевоенной статистики: несколько лет после окончания Великой Отечественной к 1 сентября школы едва набирали по одному классу первоклассников. Вместо трех. Вместо четырех классов.

Будущие счастливые молодые мужья, будущие веселые отцы здоровых ребятишек – именно это поколение особенно беспощадно выкосили четыре черных военных года. Они не пришли с войны. И остались одинокими их подруги и невесты. «Наши девочки платьица белые раздарили сестренкам своим» – это из той же песни. Очень многим из этих девочек не довелось испытать радость материнства.

Из двух классов 41-го года выпуска школы, в которой учился Володя Дидюков, домой вернулись семеро…

А с фашистскими захватчиками пришлось встретиться очень скоро: враг подходил к их Туле, и все трудоспособное население – школьники-старшеклассники и студенты, ополченцы-добровольцы, служащие – мужчины и женщины были мобилизованы на строительство защитных сооружений. Их отряд перекинули в Смоленскую область, под город Дорогобуж.

Орудия труда – лопата, ломик, носилки. Ладони натирали до кровавых мозолей. Рыли противотанковые рвы четырехметровой глубины, возводили бетонные надолбы, тянули колючую проволоку. Днем, а нередко и ночью.

И так же – днем и ночью – то и дело поднимались в небо немецкие летчики. Шли на бреющем полете, над самыми головами – можно было разглядеть в кабинах лица в кожаных шлемах и огромных очках, руки в кожаных перчатках. Поливали шквальным огнем из пулеметов. Женщины истошно кричали. Да и всех остальных буквально вдавливало в землю от страха и чувства беззащитности. Хорошо, дали ему в пару какого-то пожилого дядьку из ополчения, тот и научил: «Ты перво-наперво для себя отрой окопчик, в нем и укрывайся». Тут же они и всех, кто был по соседству, обучили этой несложной науке. И какую же добрую службу сослужили эти окопчики: чуть появлялись вражеские самолеты – юркали в эти окопчики, сжимались в комок и пережидали налеты.

А жертв все равно было много: фашисты атаковали яростно, ведь заградительные полосы срывали их планы блиц-крига, cстремительного и беспрепятственного захвата все новых территорий. И под этим страшным напором наши войска отступали. Их отряд отходил вместе с войсками. На новых позициях опять врывались в землю. И здесь была настоящая передовая – работали под обстрелом, спать валились прямо на землю – добраться до жилья сил не хватало.

В Тулу немцы не вошли. Но прав оказался тот седой военком: на всех хватило войны. Получили повестки и Володя Дидюков, и все его одноклассники.
Его направили на учебу в Тульское пулеметно-минометное училище. Обучали основательно – целых восемь месяцев: уже начали готовить офицерский резерв. И по окончании учебы младший лейтенант Владимир Захарович Дидюков принял взвод пулеметчиков-минометчиков, около тридцати человек – и новобранцев, и бойцов много старших по возрасту, уже хлебнувших горькой науки войны.

Их взвод был приписан к 65-й знаменитой Батовской армии 2-го Белорусского фронта. Вот с этим взводом и прошел он летом 1944 года боевое крещение, на польской земле.

Оккупантов уже гнали на всех фронтах. И какие же шли тяжкие, кровопролитные бои! Фашисты яростно сопротивлялись, зубами вгрызались в каждую пядь земли. Бросали в бой все новые части. А отходя, минировали оставляемую территорию, взрывали мосты, железнодорожные пути, самые важные стратегические объекты.

«Когда прибыли в полк, первое боевое задание оказалось неожиданным, – рассказывает Владимир Захарович. – Командир полка распорядился: «Принимайте командование взводом связистов: фашисты оставили город без связи. Вам придаются несколько специалистов, обучат в процессе действий». «Как? – попробовал я сопротивляться. – Мы же минометчики…»
«Выполнять приказ!»– последовала следующая команда. И я «взял под козырек».

Не менее стремительным оказалось и обучение: «Делай, как я!», – велели наши инструкторы, и несколько дней мы вместе таскали тяжеленные катушки с проводом, восстанавливали порушенную систему.

Потом подошел взвод связи, а мы смогли заняться своим делом. Минометы – маневренное оружие: пристраивали их за любыми мало-мальски пригодными укрытиями, даже на крыши затаскивали, и вели сокрушительный огонь по противнику. И немцы бежали.

Но и наших полегло много. Хоронили их прямо в соседнем лесочке, наспех мастерили кресты, прибивали таблички с именами. Горько было знать, что пойдут и из нашего взвода «похоронки», понесут родным страшную весть».

Так с боями взвод продвигался по Польше. Вскоре был получен приказ влиться в воинскую часть, продвинувшуюся далеко вперед. И они вышли к реке Одер. На той стороне – земля Германии. Вот там и требовалось пополнение, и людьми, и оружием.

Мост оказался взорванным, кое-где торчат из воды быки, кое-где сваи сохранились. А вон огромный пролет без всяких опор, только по воде можно его преодолеть. Форсировать реку надо было на подручных средствах. К счастью, стояли какие-то деревянные строения неподалеку, решили их раскатать на бревна, соорудить плоты для минометов.

«И тут подошел к месту переправы еще взвод, – продолжает свой рассказ Владимир Захарович. – Не пойму– что за народ? Смуглые, черноглазые. Говорят не по-нашему. Оказалось – из Узбекистана, вот, где в первый раз с будущими земляками познакомился. Им тоже приказано идти на пополнение воинской части.

Смотрю – два самых молодых парнишки плачут, оказывается, плавать не умеют, очень боятся. У меня ординарцем татарин был, говорю ему: давай, успокой мальчишек – поможем им. Он заговорил с ними на своем языке – те к нему сразу, как к родному отцу, бросились.

Я как старший по званию приказал всем принять участие в переправе техники. Ну, натерпелись мы мучений: под обстрелом снаряды перетаскивали на связанных обмотках, а плиты от минометов еще тяжелее, каждая как раз пуд весит, вдвоем волокли. Вот кончилиcь опоры моста, теперь надо вплавь идти. Подогнали плоты, все на них уложили. А те двое опять в плач: страшно лезть в реку – вода холодная, тяжелая, течение приличное, сносит. Тут их командир прикрикнул на них – плюхнулись, бедолаги, в воду, вцепились в бортики плотов, поплыли.

А вот все ли переправились – не знаю. Нас на том берегу машины встречали, мы сразу на передовую попали, развернули свои минометы и стали утюжить фашистов.

Через много лет стал читать «Василия Теркина», и – как огнем обожгло:

Переправа, переправа,
Берег левый, берег правый.
Кому орден, кому слава,
Кому черная вода…

Господи Боже ты мой! Да ведь это просто про ту нашу речку Александр Трифонович написал. Кому черная вода…Я как переехал в Узбекистан, все расспрашивал участников войны-узбеков, не доводилось ли Одер форсировать.

Война шла к концу. Но сражения были жестокими. Фашисты на чудо что ли надеялись – и стариков, и сопливых мальчишек из гитлер-югенд – всех гнали на фронт. И в эту чужую землю полегло немало наших.…»

Потом продвигались маршем в Силезию. «Здесь и услыхали долгожданную весть о Победе, – вспоминает бывший комвзвода– Мужики обнимались, кричали «ура!», салютовали залпами из пистолетов. Пили водку. Плакали, не стесняясь слез. От счастья, что довелось остаться живыми. От горя: много боевых товарищей потеряли.

Вот так отдал я свой долг Родине. Как же я рвался на войну! А здесь понял – не военный я человек. Хочу каким-то добрым делом заниматься – сады растить, детей обучать. Сам учиться хочу. И чтобы было тихо, чисто, тепло. Подал рапорт об отставке».

Рапорт у него не приняли. Сказали, что много еще дел недоделано, что рано расслабляться. Еще таились в глухих местах банды мародеров, дезертиры из советской армии. И он возглавил группу, которую бросили на их поимку. С большим риском для жизни задание выполнил. Предложили остаться служить в системе СМЕРШ. А он опять попросился в отставку. И опять не отпустили.

Потом довелось поработать комендантом в двух небольших городках, где было по заводу – сахарный и стекольный.. С сахарного сразу стали отправлять продукцию в Ленинград. А вот на второй остро были нужны специалисты. Оповестили об этом – и тотчас же потянулись на завод мастера по хрусталю, по изготовлению стеклянной посуды. Мирное население и здесь устало от войны, руки тосковали по привычному и любимому делу.

И еще год проработал комендантом. И написал рапорт теперь уже прямо на имя командующего армией Батова. Просьба об отставке была, наконец, удовлетворена.

Первый послевоенный год. Страна-победитель тяжело преодолевает разруху, восстанавливает народное хозяйство. Владимир едет в родную Тулу. Город лежит в руинах, от их дома не осталось и следа. Двоюродная сестра матери жила в Ташкенте. Списались с ней – и та откликнулась, пригласила к себе.

Вот где было тихо, светло и тепло. Но как жить? Образования нет. Мирной профессии нет. Чем только ни пришлось заниматься! Он с детства хорошо рисовал, и вот вместе с напарником наладили нехитрое производство: он рисовал на клеенке «ковры» – томных красавиц в лодочках, белых лебедей, клюющих корм с их ладоней, а напарник по выходным выносил эту красоту «на реализацию». Раскупали за милую душу…

Так и продержались несколько лет. В театральном институте успел поучиться. Бросил. Поступил в педагогический, на истфак, вечернее отделение. Днем преподавал в школе. И опять понял – не его призвание.

Вспомнил про свое увлечение фотографией, куп

«Да, я могу считать себя счастливым человеком. Выпало остаться в живых. Ранение перенес легкое. Боевыми наградами отмечен. Судьба подарила мне долгую жизнь, и прожил я ее, как сам хотел, – рассказывает Владимир Захарович. – Но не отпускает боль за тех ребят, что полегли на полях войны, за мой взвод, от которого и половины не осталось. Многих имен уже не помню. А лица вижу, как наяву, могилы их сиротские вижу. Да и могилы-то не всем достались. Вспоминаю, и – слезы к горлу.

Непомерно высокой ценой заплатили мы за победу в войне. И праздник наш заслуженный. Только вот слишком много в нем веселья. А то и дело приходится слышать: многие ветераны войны все еще не имеют приличного жилья, другие бедствуют в домах престарелых, преданы одиночеству и забвению. Вот о чем надо почаще вспоминать. И в праздник тоже…

Уверена – очень многие подписались бы под этими словами.

6 мая в русском драматическом театре состоялся концерт, посвященный 70-летию Победы. И первой песней, которую исполнил небольшой хор, была песня на слова поэта Дмитрия Сухарева «Вспомните, ребята». Песня горькая и прекрасная. О поколении светлых мальчиков, боявшихся опоздать на войну и заслонивших свою землю своими сердцами. Как только прозвучала первая фраза, я заплакала. И не я одна…

Вспомните, ребята, вспомните, ребята,
Это только мы видали с вами,
Как они шагали от военкомата
С бритыми навечно головами.

Музыку написал В. Берковский. Кассета продается.

Слушайте. И плачьте. И вспоминайте всех до одного…

Римма ВОЛКОВА