Боль об одинокой могиле

Я только раз видала рукопашный.
Раз наяву. И тысячи – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.

Это строки стихов Юлии Друниной, прекрасной поэтессы, ставшей широко известной и любимой в 1950–60-е годы. Семнадцатилетней она добровольцем ушла защищать Родину. Ей посчастливилось, пройдя страшными огненными дорогами, остаться живой. Талантливая девушка окончила литературный институт. Один за другим выходили ее поэтические сборники. Была большая любовь, семья. Но главной темой поэзии Друниной оставалась память фронта. Она покончила жизнь самоубийством. На похоронах кто-то сказал: «Ее догнала война…»

Боль, смерть, ужас… Случалось, мужчины воины в одночасье становились седыми. Каково же было на передовой женщинам, надевшим военные шинели!.. Каждый раз думаю об этом, когда прихожу на ташкентское «Боткинское» кладбище, где похоронены мои родные. Здесь, прямо у дороги, на повороте, где сворачиваю на тропу, – скромная оградка, на памятнике – медицинская эмблема: змея над чашей. Лидия Константиновна Горенштейн. 1913–1967.

Много лет назад сюда приходил ее муж, удивительно мягкий и скромный человек. Тщательно убирал могилу, ставил букет цветов. Подолгу сидел, ссутулившись, на узенькой скамейке. Как-то мы разговорились. Он рассказал: жена его была хирургом, и с первых дней войны ушла на фронт, работала в полевом госпитале. Он воевал в других частях.

Сохранились ее фронтовые письма – как короткие сводки с поля боевых действий. Передвижной госпиталь двигался вместе с частью. Нередко приходилось оперировать прямо на передовой, под открытым небом – госпитализации в тыл многие раненые не выдержали бы. Бывало, их палатку с красным крестом фашисты брали под обстрел, а то и бомбили, а они продолжали свое нелегкое дело. Счет операций шел на десятки. А ночью раненых – стонущих, а то и в беспамятстве, но живых! – на подводах вывозили к ближайшей станции железной дороги, откуда отправляли в тыл.

Сколько же спасенных в полевом госпитале обязаны жизнью хирургу Горенштейн и ее коллегам! Имени ее не спросили, в беспамятстве и страдании не разглядели лица, – но, наверное, свято хранили память о людях в белых халатах, вырвавших их из лап смерти. Лидия Константиновна была награждена боевыми наградами. А после тяжелого ранения ее комиссовали. И мужу ее посчастливилось вернуться с фронта: тоже воевал самоотверженно, носил на груди планки боевого ордена и медалей.

Жизнь налаживалась. Родилась у них дочь. Но как фронтового поэта Юлию Друнину, «война догнала» и фронтового хирурга Лидию Константиновну Горенштейн, нашу землячку. Ранение в легкое с годами все больше давало о себе знать, и она скончалась в возрасте 54 лет. Жить бы да жить! Растить внуков, радоваться мирному небу над головой…

Ну а дальше начинается совсем другая часть нашего повествования. О людском беспамятстве и жестокости. О забвении. Жизнь диктует свои законы. Да и годы берут свое. Вот уже лет десять, как я не вижу на кладбище мужа Лидии Константиновны. Да, нельзя посвятить себя могилам. Может, уехал в другую страну с семьей дочери. Может, тоже скончался, он был старше жены. И захоронение фронтового хирурга стало стремительно приходить в запустение.

Я, приходя к своим, заходила в ее оградку, смахивала сухие листья с мраморной плиты, клала несколько цветков. Но это была капля в море – в оградку и вокруг нее почему-то стали выбрасывать всяческий мусор, сухие ветки, тряпье, пустые бутылки. Наконец, поняла: место захоронения кому-то явно приглянулось и его скоро приберут к рукам как заброшенное и безвестное (это на кладбищах практикуется сплошь и рядом).

И тут мы с подругами решили: не допустим осквернения памяти военврача. Пришли как-то втроем, спилили разросшиеся ветви, поправили калитку, вынесли горы мусора. А одна из нас, самая молодая, натянула перчатки и стала отскребать плиту металлической мочалкой. И плита засветилась чистым белым светом, и проступила до слез трогательная надпись – дорогой жене и мамочке… А очищенный участочек земли оказался выложен такими же белыми мраморными плитками. И, видно, поняв, что могила не брошена, долго еще никто здесь не пакостил.

Но, увы, реже стала я ходить на кладбище, да и сил не прибавляется. И думаю: сейчас, когда мы готовимся отпраздновать 70-летие Великой Победы, могила военврача, фронтовика Лидии Константиновны Горенштейн должна быть официально взята под контроль. Мы хотим быть уверены, что она будет сохранена в надлежащем виде, что будет сбережена память о фронтовике. Куда обратиться? Кем и что должно быть сделано?

P.S. С горечью должна отметить: совсем по соседству с могилой военврача, как раз если свернуть по тропке влево, – несколько могил с красными звездочками на покосившихся обелисках да и просто на металлических прутьях, – это еще с той войны, где «комиссары в пыльных шлемах». И вокруг – мерзость запустения.

А разве это не наша история, не наша боль? Вот бы взяться всем миром!..

Римма ВОЛКОВА.