Глава шестая
Врач извлёкший пули из ноги Алиханова и рассмотрев их, удивлённо воскликнул:
— Посмотрите, господа, чем стреляют эти канальи! Ведь это хуже всяких разрывных пуль!
В руках доктора Максуд-бек и другие раненые увидели оригинальную пулю состоящую из толченого стекла, заключенного в свинцовую оболочку. Пока рассматривали это хитрое изобретение мимо санитарной палатки прошла толпа хивинских стариков в огромных белых тюрбанах и цветных халатах. Это оказалась депутация горожан, направляющаяся к генералу Веревкину, — также раненому в последнем сражении, — для мирных переговоров.
По словам депутации, в ханстве, после известий о походе русских на Хиву образовались две политические партии, — одна призывала к сопротивлению во что бы то ни стало, а другая, на заключении мирного договора. Во главе первой партии стоял главный сановник ханства Мат-Мурад-диванбеги[1], а второй руководил 20-ти летний родной брат хивинскаго хана, Сеид-Ахмет или Атаджан-тюря. Нужно заметить, что как бывший воспитатель хана и как человек решительный и энергический, Мат-Мурад имел огромное влияние, и благодаря этому почти неограниченно управлял всем ханством. Мат-Мурад не только навязал хану свою политику, но еще уверил того, что его брат подкуплен русскими и собирается с их помощью захватить трон. Атаджан был брошен в темницу, где и прибывал вплоть до появления русских у стен города.
На следующий день после сражения, где были ранены Алиханов и Веревкин, к Хиве наконец-то подошёл Туркестанский отряд во главе с генералом Кауфманом, взявшим командование на себя. Войска Константина Петровича, совершили самый протяженный переход через безводную пустыню, переправились через Аму-Дарью и захватив несколько городов, в том числе Хазарасп, — 29 мая 1873 года подошли к Хиве, где были радостно встречены остальными отрядами прибывшими ранее.
В Хиве тем временем вспыхнуло восстание. Огромная толпа немедленно освободила из тюрьмы брата хана Атаджана и провозгласила его ханом. Мадраим и его визирь Мат-Мурад бежали к туркменам-иомудам, а к Кауфману отправилась на переговоры делегация.
Вот их как раз и увидел Алиханов возле палатки, где он находился на излечении.
Встретившись с Кауфманом депутаты рассказали, что в городе победила партия мира и новый хан Атаджан немедленно откроет городские ворота, как только будут изгнаны туркмены-иомуды, продолжающие сопротивление. К этому старейшины присовокупили просьбу прекратить артиллерийский обстрел города.
На это Константин Петрович ответил
— Наши пушки не замолчат до тех пор, — пока ворота Хивы не будут отворены. Поспешите сделать это, если хотите спасти свой город. Иначе завтра я разнесу его!
С этим ответом депутация и отправилась восвояси.
Наступил вечер. Солнце клонилось к горизонту. У канала Палван-ата все еще гремели русские пушки, прикрыиые небольшой частью пехоты под командованием Скобелева. Остальные войска были отведены и расположились в садах, недалеко друг от друга, ожидая сигнала к бою. Воевать, однако, не пришлось, — утром 30 мая городские ворота были открыты и русские войска торжественным маршем вошли в древний город.
На узких, изогнутых улицах не было видно ни одного человека. Лишь через несколько сотен метров стали появляться люди в грязных, оборванных халатах. Они снимали шапки и робко отвешивали поклоны, со страхом думая перережут их всех поголовно или помилуют. Дальше войска проследовали мимо толпы рабов-персиян, которые встретили русских ликующими криками, не сдерживая слёз радости.
Торжественное шествие прошло через город к цитадели, по единственной, наскоро расчищенной улице, по сторонам которой все переулки и площади были забаррикадированы тысячами арб, нагруженных разным скарбом; на них же ютились десятки женщин и детей, — семьи сельчан, пригнанных со всех окрестностей для обороны столицы.
Вступив в цитадель, войска остановились на площади перед дворцом. Генерал Кауфман объехав построившийся в каре отряд громко произнёс:
— Братцы! Презирая неимоверные трудности с героическим самоотвержением, вы блистательно исполнили волю нашего возлюбленного Царя-Батюшки. Цель наша достигнута: мы в стенах Хивы. Поздравляю вас с этим молодецким подвигом, с победой, и именем Государя Императора благодарю за ваши труды и славную службу дорогому отечеству!
Ответом было столь оглушительное «ура!», что толпа собравшихся горожан от неожиданности шарахнулась в сторону. Затем Кауфман, сопровождаемый своим штабом, Великим Князем Николаем Константиновичем[2], князем Лейхтенбергским[3] и американским корреспондентом Мак-Гаханом[4] вошёл во дворец, где его ожидала депутация представителей города. Поднявшись на возвышение с троном, он обратился к присутствующим со следующими словами:
— Ведайте сами и передайте всем, что теперь вражда наша кончена и что отныне вы встретите в нас только своих покровителей. Пусть народ пребывает в полном спокойствии и обратится к своим мирным занятиям: войска великого Ак-Падишаха (Белого Царя) не только сами не обидят никого, но и никому не дадут в обиду, пока мы находимся в пределах ханства. За это я вам ручаюсь. Но помните и передайте также и то, что не будет никакой пощады тем, которые в точности не исполнят моих приказаний и последуют наущениям людей безрассудных и зловредных. Ваше благополучие, следовательно, будет зависеть от вашего благоразумия и покорности.
Главнокомандующий пробыл во дворце около двух часов, а затем отправился навестить раненого генерала Веревкина.
Однако, пока хан находился в бегах, победа была неполной. Кауфману удалось убедить Мухаммеда–Рахима вернуться и 12 августа 1873 года в летней резиденции хивинского хана, в саду Гендемиан, был подписан мирный договор между Российской Империей и Хивинским ханством. Хан признавал себя вассалом Российской Империи, точнее, как было написано в тексте, «покорным слугой императора всероссийского». Он отказался от самостоятельной внешней политики, принял обязательство не воевать ни с кем без разрешения Петербурга, русские купцы получили исключительные права на торговлю в ханстве, без всяких пошлин. Часть территории ханства на правом берегу Амударьи переходила к Российской Империи. Хан пообещал «уничтожить на вечные времена рабство и торг людьми» и уплатить русскому правительству контрибуцию в два с лишним миллиона рублей. На правом берегу реки было построено укрепление Петрово-Александровск, и русский гарнизон при случае должен был вмешаться в любую сложную ситуацию, возникшую в ханстве.
Все томящиеся в рабстве персияне и русские подданные были освобождены и отправлены на родину.
9 августа кавказские войска стали покидать Хивинское ханство. Завершилась уникальнейшая военная операция, которая обогатила русскую армию новым опытом боевой деятельности, результатом чего стала разработка концепции ведения боевых действий в пустынной местности – «войны в песках», как назвал ее генерал Скобелев.
Кавказцев провожал сам командующий Кауфман.
— Прощайте, господа, и не поминайте нас лихом! – обратился он к отряду, -Кавказцам, если они даже забыли меня, и Кавказу, которому принадлежат лучшие воспоминания моей жизни, передайте мой сердечный привет. Счастливой дороги, с Богом!
После этого напутствия последовал сигнал к отплытию. Хивинские бурлаки пришли в движение и, вскоре, лодки с войсками длинной вереницей, потянулась вверх по каналу.
“Путешествие было в высшей степени оригинально, — пишет в воспоминаниях Алиханов, — и представляло богатый материал для кисти художника. На протяжении всех семидесяти верст от Хивы до Аму-Дарьи оба берега Палван-ата утопали в роскошной зелени непрерывных садов, между которыми разбросаны отдельные кишлаки и целые деревни, эффектно выделявшиеся из общего растительного фона. При появлении нашей флотилии все население этих аулов высыпало обыкновенно на самый берег, образуя собою самые характерные группы мужчин, женщин и детей”[5].
Так закончился для Максуд-бека Алиханова Хивинский поход, за который он был произведен в майоры и награжден орденом св. Станислава 2–ой степени с мечами.
Казалось впереди его ожидает блестящая карьера.
В.ФЕТИСОВ
Продолжение следует
На заставке: Русские войска входят в город Хиву у Хазар-Аспских ворот. Иллюстрация для газеты
«Иллюстрированные лондонские новости», 22 ноября 1873 г.
[1] Первый министр.
[2] Великий князь Николай Константинович (1850 — 1918) — первый ребёнок великого князя Константина Николаевича, младшего брата российского императора Александра II. Внук Николая I, двоюродный брат Александра III. Окончил Академию Генерального штаба, в которую он поступил по собственной инициативе в 1868 году, став первым из Романовых, окончившим высшее учебное заведение, причём в числе лучших выпускников — с серебряной медалью. Обвиненный в краже бриллиантов у своей матери был выслан за пределы Петербурга. Участник географических экспедиций в Средней Азии. Последние годы проживал в Ташкенте, где и скончался.
[3] Светлейший князь Евгений Максимилианович Романовский, 5-й герцог Лейхтенбергский (1847 — 1901) — член Российского Императорского Дома (с 1852 года титуловался «Ваше Императорское Высочество»). Генерал от инфантерии (с 1898), генерал-адъютант. Участник Хивинского похода.
[4] Мак-Гахан Януарий Алоизий (1844 — 1878) — американский военный корреспондент, работавший в «New York Herald» и лондонском «Daily News[en]». Участник Хивинского похода, о чем написал книгу “Падение Хивы”. Участник Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг. Известен своими статьями о зверствах башибузуков в Болгарии в 1876 году, получившими широкий общественный резонанс в Европе и вынудившими британское правительство к отказу от поддержки Османской империи.
[5] Алиханов-Аварский. Поход в Хиву. СПб. 1899 г.
