Встреча в горах

Это был кусочек рая на земле! Боже, как там было красиво…Величественные горы Тянь-Шаня синели в туманной дали, подпирая лазурное небо над вспаханными полями, где копошились иссиня-черные грачи, стелился легкий пар, а веселые серенькие перепелки, нахохлившись в ветвях тутовника, щелкали дробной, звонкой перепевкой.

Казалось, что в этих чудесных краях, цветущая и полная жизни красавица-весна поселилась навсегда. Нет тут места злой косматой старухе зиме, не наведывается сюда жаркое засушливое лето, не гостит печальная, багряно-золотая осень. Юная весна, под ручку с красавцем, странствующим ветерком, прогуливалась по своим владениям, вдыхая сладкие ароматы полевых цветов, и пряно пахнущий запах лимонно-желтых зонтиков лекарственной пижмы, буйно разросшейся по бережкам полноводных ручейков.

Я с упоением вдохнул пьянящего, кристально-чистого горного воздуха и подтянув на плече лямку рюкзака, приложился к фляжке с ледяной водицей, что набрал из весело журчавшего родника. Ручеек тот пробивался из разлома в исполинской скале, молчаливым великаном нависшей над сумеречным ущельем. Здесь в благостной умиротворенной тишине, среди огромных каменных глыб, поселившихся в ущелье, наверное, еще со времен мироздания, мне почудилось вдруг что вот, вот картинки прошлого проявятся на каменных стенах скал, и оживет доисторический мир. Заплещется древнее, полное тайн и загадок море, омывая песчаные берега, заколышутся ветви гигантских папоротников, и скалистые горы, огласит трубный крик птеродактиля, кружащего над прибрежьем в поисках добычи…

Поднявшись вверх по козьей тропинке, я уселся на теплый валун, укрывшись от яркого весеннего солнца, под тенью нависающей рыжей скалы, местами искрящейся вкраплениями кварца. Внизу, в ущелье, где густо разросся боярышник, царила таинственная тишина. Тишина эта да ласковое журчание ручейков, убаюкали меня, и я прикорнув у скалы, очутился в царстве снов. Проснулся на закате, когда лучи оранжевого апельсина-солнца, окрасили скалистую гряду в красновато-багровые тона. Откуда-то, из-за дальнего утеса, послышались звуки колокольчика и блеяние овечьего стада. Вниз, по узенькой козьей тропе, окутанная клубами пыли, в долину спускалась отара овец. Ведомая крупным бараном с круто закрученными рогами, отара, привыкшая к длительным подъемам на горные пастбища, спускалась по тропинке в один ряд, осторожно и аккуратно, держась подальше от обрыва в ущелье, прижимаясь к отвесной скале. Отара была многочисленной, быть может, более сотни овец, и баранов. Вот из-за каменной стены показался пастух: средних лет, в серых в черную полоску штанах заправленных в пыльные сапоги, в ватнике, и выцветшей кепке. Постукивая по камням длинным корявым посохом, он задумчиво брел среди своего шумно-блеющего хозяйства.

Прошел мимо меня, — видать поначалу не заметил, а потом, обернувшись, бросил короткий, пытливый взгляд.

-Здравствуйте вам!

-Здравствуйте!

Я спустился вниз на тропинку, и поздоровался с пастухом. Он коренастый, крепкий, усатое лицо загорелое, обветренное, ладонь широкая, мозолистая. Особенно примечательны его глаза, с прищуром – какая-то особая симпатия в них. Не ехидные глаза. Простые…и добрые.

Я тоже жизнью обучен — с ним по-простому, говорю. Человек он сельский, с ним без городских реверансов, да и чего тут в горах расшаркиваться. Здесь люди не мудрствуют лукаво, в суровых природных условиях некогда философией блистать. Здесь очень трудно подчас приходится.

-Откуда вы? С каких краев-то?

-Ташкентский я. Два дня вот отдыха, так я к вам. Хорошо тут у вас.

— Ташкент…столица. Это хорошо. Да-а…А где остановились?

-У друга на даче, у озера домик с зеленой крышей видите?

— У Дильшода? Знаю его. Хороший парень, мы с ним иногда рыбачим на озере. Там ведь вода с Угама, — не вода, лед! Вот форель в озере водится. Форель холодную воду любит.

-Дильшода знаете? Земля людьми полнится!

-И то верно говорите.

Отара тем временем, пыля по каменистой дорожке, шумно спускалась под уклон.

Слово за слово, разговорились мы с моим новым знакомым, — пастухом Олимом. Уже выгнав стадо в низину, пригласил он меня к себе домой, в кишлак, где жил вместе с престарелым отцом, женой и двумя малолетними дочерями. Дом у Олима добротный, крепкий, стоит поодаль кошары, где держит он своих овец. Старая улочка приютилась немногим выше долины, по обеим сторонам быстрой горной речки. Так что воды бегут по каменным желобкам во дворах сельчан. Во дворе разбит фруктовый сад, а под большой плакучей ивой стоит топчан. Под журчание каменного воды, жена пастуха Саодат, хлопочет у разожженной печи: весело трещат сучья в огне, вьется дымок, а в казане томится шурпа из баранины. Девчушки ни на мгновение мать не отпускают, снуют с ней, то туда, то сюда, держатся за ее платье, изредка с любопытством на меня поглядывая на. Саодат из печи-тандыр пышущие жаром лепешки вынимает, и сразу на стол подает. А, на толстой ветке плакучей ивы, висят три клетки с перепелками. Бурибой ота — дед Олима, с клеток этих ткань аккуратно снимает, и запели птички дробно, защелкали свой незамысловатый мотив.

-По пению перепелок, с закрытыми глазами сразу догадаешься, что ты в Узбекистане – смеется он, оглаживая белую как снег бороду. Ну, чего стоите ребята, давайте присядем, за стол, отведаем, что Бог послал. Та-а-к! Ну-ка!

Старик молитвенно сложил ладони, и прочитав молитву о здравии, провел по бороде.

-Ну, давайте парни, пока шурпа варится, горячий хлеб с простоквашей попробуйте, — предлагает старик, приняв пиалу ароматного чая, из рук Олима. – В пору моего детства, и сухой лепешке радовались. А что, годы-то тяжелые были, голодные. У нас одна корова была, как сейчас помню — кожа да кости, молока давала самую малость. Едва на семью хватало. Эх-х-х. Тяжело вспоминать. Да много чего пришлось пережить, — мне, поди за восемьдесят уже. Годы не малые. Жену давно схоронил, но троих сыновей, да дочку на ноги поставил, каждый при своем деле. Вот с младшим внуком Олимом скот выращиваю, здоровье пока позволяет. Хотя и трудное это дело, но прибыль дает солидную, хозяйство у нас крепкое. Так что все у нас хорошо, и желаю, пусть каждый свою удачу найдет.

…Вот и горячее подоспело! Саодат подала нам касы с янтарно-огненной шурпой. Бывал я в разных странах в свое время, дивился красотам местным, отведал пищи заморской, но с годами убедился крепко в том, что нет ничего вкуснее на свете, чем шурпа узбекская с перцем, приготовленная на костре, да под пение веселой перепелки! Отведаешь такой шурпы, и впору тебе горы своротить, любого сказочного дива одолеть, — такая сила в тебе появляется.

После сытного ужина, напившись зеленого чая вволю, прочитал  Бурибой ота молитву, и взглянув на нас с Олимом, хитро так улыбнулся:

-Чего нам сидеть тут, идемте лучше рядом с каменной Гульбахор костер разведем, отдохнем.

-Как это «каменная Гульбахор»? – спросил я, предвкушая что-то интересненькое.

-Там увидишь сынок…

Звездное небо в горах – это что-то особенное. В городе из-за ночного освещения, такое небо не увидишь. А вот за городом… Весь темный бархат небосвода усеян яркими золотыми каплями звезд, и нет там ни единого свободного местечка. Часто небо перечеркивают огненные полосы метеоров, и тут только успевай загадывать желания. В эти минуты кажется, что ты под этим бесконечным небом сам становишься вечным, и тебе под силу узнать древние тайны, о которых ты раньше даже не догадывался.

… С горящим факелом в руке, под пылающим величием Млечного Пути,  Бурибой ота вел нас вдоль каменных выступов, к месту, овеянному старинной легендой.

По преданию в кишлаке, жила дочка мельника по имени Гульбахор. Словно саму прекрасную весну сошедшую на землю олицетворяла собой эта юная красавица. Многие отважные парни со всей округи, пытались добиться ее любви. Но любила она только лишь Махмуда — молодого и меткого охотника из соседнего кишлака. По желанию судьбы, родители влюбленных благословили их, но за день до свадьбы, злопыхатели подстерегли юношу в горах и пустили ему стрелу в самое сердце. Не выдержав горя утраты, Гульбахор пришла на место где погиб ее жених, и превратилась в камень.

И действительно, когда мы пришли на это место, то пламя от факела осветило прислоненный к скале камень, очень похожий на склонившуюся в печали девушку.

-Вот такая вот легенда — сказал старик, прикасаясь к глыбе – вот она каменная Гульбахор. Давай-ка Олим сынок разведи во-о-н у того родника костер. Посидим там погреемся.

Пастух развел костер из сухого валежника, поставил над огнем небольшой котелок с водой. Мы просидели у костра всю ночь. Яркие искры с треском улетали — куда-то вверх к небу, где светились древние звезды. Мы много говорили о жизни, о вечном, о судьбе человеческой. И я, поглядывая на каменную Гульбахор, представлял себе юную, прекрасную девушку, прислонившуюся к суровой скале. Еще мгновение, и камень вдруг оживет, и пойдет гулять по земле красавица весна. Да, бывает в жизни всякое, от чего порой сердце леденеет. Но всем бедам вопреки, надо жить, и вершить добрые дела. Ведь после лютых холодов обязательно, приходит тепло, а значит приходит и любовь в наши сердца. Любовь, живущая вечно.

Георгий АСИН