К слову «убийство» я так и не могу привыкнуть, хотя слышу его чаще, чем хотелось бы.
И опять слёзы…
Я осмотрел дешёвую мебель малогабаритки: продавленное кресло, телевизор, замызганный палас. Здесь убита женщина, Гаврилова Надежда, двадцати девяти лет от роду. Обстановка в комнатах не нарушена, только скрюченный на полу труп указывал на разыгравшуюся в этих стенах трагедию. Чёрствый хлеб, консервы, окурки говорили мне, что тут было застолье, и оно тянулось долго.
Надю обнаружила мать. Старуха приходила навести в её доме «уют»: перемыть тарелки, погладить бельё, сдать в магазин пустые бутылки. Увидев дочь, она вызвала милицию, и потеряла сознание.
Раскрывать убийства, совершенные в квартире, опытным сыщикам труда не представляет. Главное уяснить, с кем потерпевшая при жизни употребляла спиртное или кому доверяла свои секреты. И дело пойдёт.
Инспектор опрашивал соседей Гавриловой. Пока он собирал нужные нам данные, я прошёл на кухню, здесь меня интересовал «уникальный» предмет – мусорное ведро. Именно в нём нередко спрятан ключ к раскрытию многих тайн: эта ёмкость может поведать спецу, что ел хозяин квартиры, чем угощал гостей, какие сигареты курил. Да и вот он, возможный вещдок, среди яичной скорлупы, овощей, гнилого картофеля – разбитый фужер.
— Вадим, глянь сюда! — кликнул я эксперта.
Пономарёв был явно не в духе. Он в течение семнадцати лет выезжал на убийства, кражи, угоны и всегда расстраивался, если на месте преступления не находил «зацепку».
— Мебель протёрта грязной тряпкой, — вздохнул мой друг, — нет ни единого пальца. А что у тебя?
— Вот пища для мозга криминалиста, — я указал на осколки фужера, — на стекле видны отпечатки. Беги в лабораторию, вечером жду твоё заключение.
Мой заместитель Искандер Шаймиев расписал последние сутки жизни Гавриловой по минутам, поэтому нас интересовали двое мужчин, торчавшие утром на балконе квартиры Нади. Кто они, предстояло выяснить немедленно.
— Вероятно, тот, что был только в трусах, ночевал у Нади, а второй заглянул к ней позже, — добавил майор. — Опознать их может бабуля, которая торгует семечками напротив дома.
Мы обсудили план наших действий, и направили стопы в лабораторию криминалиста.
Эксперт встретил нас каким-то расплывчатым аргументом:
— На фужере пальцы видны, однако идентичных им в картотеке нет.
Едва спец молвил «нет», в комнату влетел старший опер Керболаев. Он довольно потирал руки:
— По фотороботу дворник опознал техника соседнего ЖЭКа. Зовут его не то Мухтар Сакенович, не то Сакен Мухтарович. Такая вот новость …
— Не торопись с выводом, — осадил я сыщика, — дворник мог ошибиться. В конторе есть стакан, из которого Мухтар пьёт чай. Эту посудину завтра сдай на экспертизу.
— Стекло хранит следы его пальцев, — уловил мою мысль Керболаев. — Стакан криминалист получит вовремя.
На следующий день я приехал в отдел первым. В дежурке сидели Керболаев и Вадим. Перед ними высилась груда пирожков, окрещённых народом «ухо, горло, нос».
Я усёк хорошее настроение обоих:
— Чего вы так рано сюда нагрянули?
— Да разве твои хлопцы дадут отдохнуть, — пробурчал эксперт, — они давно на ногах. Ладно хоть важное дело не забыли исполнить, накормили меня деликатесом.
— Не томи душу, выкладывай новости, — торопил я спеца.
— Твой опер знает, чем старика уважить, — Вадим неспеша пил чай, — эти пирожки моя слабость, но хороши они пока горячие … А экспертизу я провожу минут за двадцать. Если пальцы сходятся, то и аппетит мой соответственно улучшается.
В этот монолог вмешался Керболаев. Он стал рассказывать, что пришёл в ЖЭК на заре. Там уже пахала уборщица. Ей инспектор «влез в душу» и попросил стакан якобы похмелиться. Женщина долго сетовала на местных алкoголиков, растащивших тару, однако, заметив на раннем посетителе шляпу, а в руке солидный журнал, смилостивилась: «Ладно, возьми. Только верни сразу».
В большой комнате над каждым столом висела табличка с указанием фамилии. «Мухтаров С. М.» прочитал Керболаев. Милиционер вытянул набитый стеклянной посудой ящик, нашёл гранёный стакан, затем такой же сосуд, прихваченный из дома, воротил уборщице.
Старуха мимоходом заметила:
— Интеллигентного человека видно издали.
Тридцать минут спустя Керболаев доставил эксперта в лабораторию. Пока тот идентифицировал следы на разбитом фужере и стакане, горячие пирожки, снятые прямо со сковороды, уже возвышались на столе.
Вадим отправил в рот излюбленный деликатес, и чуть внятно сказал:
— Это он, Мухтаров.
Керболаев доставил Сакена Махмудовича в отдел. Я усадил сорокапятилетнего мужика напротив себя и начал выяснять главное:
— Где Вы провели ночь на воскресенье?
— Как обычно, дома, — ответил он.
— Ваша супруга всю ночь сидела на кухне. Кого она ждала?
Мухтаров откинул голову, да так резко, что на пол слетели его очки.
— Расскажите, в каких отношениях вы были с Гавриловой, — напирал я.
Техник беззвучно заплакал, и через минуту едва шевельнул губами:
— Ревность … я убил её из-за ревности.
— Кто ещё присутствовал в квартире?
— Знакомый Нади. Юнец выпил бокал вина и ушёл.
Беседу прервал телефонный звонок. Дежурный сообщил, что меня ждёт заместитель начальника УВД города.
Я вернулся в отдел около 18 часов. В своём кабинете я взял тетрадь и написал зелёными чернилами в специальной графе отчёта: убийство Гавриловой раскрыто. Задержан …
В дверь кто-то постучал, и на пороге вырос юноша. Он робел, мял в руке носовой платок, наконец, молвил:
— Мой отец … Мухтаров… Что с ним?
— Сакен Махмудович совершил убийство, — скрывать факт я не стал, — мы его арестуем.
Не проронив ни слова, парень вышел в коридор.
Ходики показывали двенадцать ночи. Я встал с кресла, но в двери неожиданно появился сын Мухтарова и заявил:
— Мой папа не виноват. Надю убил я.
— Таким образом ты отцу не поможешь. Взять преступление на себя непросто. Следствие надо убедить доказательствами. Кроме …
— Выслушайте, — перебил меня он, — мой отец всё время пьянствует, зарплату в дом не приносит. В ночь на воскресенье мама ждала его, сидела на кухне, плакала. Не дело сына следить за родителями, тем не менее я как-то раз пошёл следом за папой и запомнил подъезд, в котором он скрылся. Утром я позвонил в нужную дверь и ворвался в квартиру … Отец, естественно, и лыка не вязал. На мои уговоры идти домой, он невнятно промычал: «Мы по-женимся». Его «невеста» Надя, указала мне на выход и рявкнула: «Убирайся вон!» После этих слов я перестал что-либо соображать … схватил нож … вонзил ей в грудь. Минуту спустя отец протрезвел. Он убедился в смерти Гавриловой, взял тряпку, вытер бутылки, на которых имелись наши отпечатки … Потом мы тихо закрыли дверь и ушли.
«Пацан не врёт», — решил я.
На востоке мужчина, оставивший жену ради любовницы, обрекает на позор не только себя, но и свою семью. Наследник Мухтарова хотел дать блудне отпор, однако конфликт меж ними перерос в трагедию.
Наша беседа растянулась за полночь. Ехать домой смысла не было. Я сдал Мухтарова дежурному милиционеру, лёг на диван и заснул.
Георгий Лахтер (Мирвали Гулямов)
Ташкент — июнь, 1991 год
