Пути и лабиринты «джентльменского» детектива
Почему же все-таки, рожденный на американской земле, детективный жанр получил наибольшее развитие под небом туманного Альбиона и именно Англия стала его подлинной родиной?
Я недаром упомянула о некоторых нарушенных табу классического детектива. Одним из них, наряду с запретами на потайные ходы, вмешательство сверхъестественных сил, любовную интригу или политические мотивы, была недопустимость введения в действие двойников или неразличимых близнецов. Между тем, как раз такие близнецы выведены в рассказе Грэма Грина «Свидетель защиты», являющем собой, на мой взгляд, один из убедительных ответов на заданный выше вопрос. А заодно – яркое свидетельство принципов, которыми руководствуется британское правосудие.
Итак, известно совершенно точно, что человек, сидящий на скамье подсудимых, совершил жестокое убийство. Его видели множество свидетелей, единодушно указывающие на него как на убийцу. Но… в зале суда сидит другой человек, похожий на обвиняемого как две капли воды. Как доказать, что свидетели видели именно первого? Оба брата представляют одинаковое алиби (которое, однако, нельзя проверить): в роковой вечер каждый из них спал у себя дома. Один из них, конечно, лжет, но – который? Столкнувшись с этим непостижимым затруднением, суд вынужден… оправдать обвиняемого за недостаточностью улик! И вот оба близнеца триумфально покидают зал суда, а полиция хмуро расступается перед несомненным, но оставшимся неизвестным убийцей. Решение же суда всеми безоговорочно признается единственно верным: лучше оставить безнаказанным преступника, чем осудить невиновного. Возможно ли было бы такое где-нибудь, кроме Англии?
Действительно, Англия была последней страной Запада, решившейся ввести у себя полицию, которой здесь не было почти до середины XIX века! Почему? – «Полиция легко может стать орудием насилия и шпионажа за гражданами». (Вспоминается эпизод в одном из английских фильмов, где герой, желая, по своим причинам, попасть в тюрьму, всячески провоцирует уличного полицейского, дразня, обзывая и чуть ли не кидая в него камнями. «Чего вы хотите?» – спрашивает наконец тот. «Чтобы вы меня арестовали», – отвечает герой напрямик. «О, – качает головой невозмутимый полисмен, – это будет нелегко, сэр»…)
Именно в Англии, с ее незыблемым уважением к закону и правам личности, с давней традицией объективности и «честной игры» по отношению к нарушителю, была наиболее благодатная почва для расцвета детективной прозы. Во Франции полиция пользуется чуть меньшей симпатией, но служба уголовного розыска великолепно организована и, снискав заслуженный авторитет, дала к тому же толчок для создания так называемого «полицейского романа». Впрочем, французы меньше склонны интересоваться подробностями и уликами, им важнее психологическая достоверность. Вот почему место нашего рафинированного «британца», английского интеллектуального детектива, здесь заступил уже названный романтический.
Однако вернемся к «английской» школе жанра и к тем урокам, которые, если вдуматься, способна преподнести она нам сегодняшним. Один из таких ненавязчивых уроков – от Агаты Кристи. Прочитайте подряд несколько ее романов – и сделаете открытие: а ведь эта благовоспитаннейшая дама, еще заставшая конец викторианского века, вовсе не шарахалась от реалий поздней, куда более циничной и жестокой эпохи. Бесстрашно впускает она в свои произведения и инцест («Спящее убийство»), и лесбийские отношения («Объявлено убийство»), и ребенка-убийцу («Кривой дом»), и страсть старухи к юноше («Горе невиновным»)… Одного только не встретишь в ее романах – преступника-иностранца. До «понаехали» леди Агата не опускалась никогда.
Кстати, интересно проследить, как проявляются национальные особенности у двух ее главных сыщиков. Англичанка мисс Марпл, в отличие от импульсивного бельгийца Пуаро, рассчитывающего лишь на работу своих «маленьких серых клеточек», почти всегда извлекает из памяти случай, аналогичный расследуемому преступлению («Вот так же точно служанку моей кузины заподозрили в краже банки варенья…»). То есть использует прецедент – прием, типичный для английского судопроизводства. Того самого, что всегда руководствуется простым принципом: разрешено все, что не запрещено. История знала различные модификации этого принципа: «запрещено все, что не разрешено», «разрешено все, в том числе и то, что запрещено»; наконец, печально и хорошо известное всем нам – «запрещено все, в том числе и то, что разрешено». Но именно британская правовая система остается образцом для человечества, – так же, как бессмертный Холмс неизмеримо превосходит исправного служаку майора Пронина. Не значит ли это, что появление в детективной прозе обаятельного и главное – жизненно-убедительного героя, – один из верных признаков построения правового общества, безошибочный симптом настоящих демократических преобразований в нем? И, может быть, свою скромную, но незаменимую роль в этом сыграет старый добрый детектив, несущий, при всей своей непритязательности, неиссякаемый заряд нравственности.
«Нравственность представляет собой самый тайный и смелый из заговоров», – вдумаемся в этот тяжеловесный парадокс мудреца Честертона. И – оценим «этот облик их пасхальный, их уклад патриархальный – в наш нелегкий, в наш нахальный, бессердечный вечный век…»
Да, этому – респектабельному и старомодному – детективу много лет. И иные из его образцов могут показаться сегодня совсем незатейливыми, а то и примитивными: ведь некоторые из них – подумать только – написаны еще до окончательного торжества дактилоскопии! И все-таки каждый из них – своеобразная веха, ступенька в восхождении классического детектива к своей классичности.
Последнее слово, сознаю, предполагает некую завершенность совершенства. Но, перефразируя того же Чандлера: если детектив как жанр и не создал шедевров, – в нем безусловно написаны лучшие в мире посредственные произведения.
Впрочем, полно, так ли? Вспомним, что еще период доконандойлевский включил в себя такую точку отсчета, как «Лунный камень» Уилки Коллинза, который многие критики – и сегодня! – называют лучшим криминальным романом всех времен и народов. Стоит вспомнить и то, что к детективному жанру обращались блистательные писатели: Грэм Грин, Сомерсет Моэм, Олдос Хаксли…
…Вторая мировая война, расколов наше столетие на «до» нее и «после», конечно, изменила многое и в отношении к старому классическому детективу. Нельзя не согласиться с тем, какое незаметное, но всепроникающее влияние оказал он на реалии нашей с вами жизни, психологию, сознание нескольких поколений. Немецкий исследователь Юрген Торвальд в своей знаменитой книге «Сто лет криминалистики», пожалуй, даже с чуточку наивной прямолинейностью выводит причины многих преступлений века напрямую из детективной литературы, тесно увязывая ее с жизнью. Но вряд ли в этом виноват сам детектив. Ведь, меняя реалии и гардероб, усложняясь и американизируясь, заменив сверхпроницательных частных сыщиков на просто проницательных полицейских комиссаров, – он все же сохранил свои главные родовые черты, по-прежнему зиждясь на состязании интеллектов и не приемля апологии насилия.
…Детектив минувшего века, в крахмальных манжетах и белых воротничках, где и преступники, и сыщики – безупречные джентльмены, головоломки изысканны, сигары душисты, а поединки парадоксов чередуются с поединками хороших манер!.. Жанр, порожденный эпохой, более наивной, чем наша, – и все же способный кое-чему ее научить…
Лейла ШАХНАЗАРОВА.
Статья написана блестяще!
Спасибо большое!
Спасибо за Ваш слог! Написано легко, объемно и увлекательно. Хотя хочется продолжения в изыскании следующих временных отрезков.
Спасибо, Валентина! Но следующие временные отрезки мне уже менее интересны, моя любовь — именно старинный детектив 🙂 «…В крахмальных манжетах и белых воротничках, где и преступники, и сыщики – безупречные джентльмены, головоломки изысканны, сигары душисты, а поединки парадоксов чередуются с поединками хороших манер…»
Очерк такой же элегантный и увлекательный, как предмет исследования. А еще он мудрый и глубокий в выводах. Спасибо!
Благодарю!