Должность начальника уголовного розыска обязывает меня читать лекции студентам вузов. В ходе одной из таких встреч я изложил вводный раздел текста и стал отвечать на письменные вопросы слушателей. Очередная поступившая записка гласила: «Возможность технического прогресса безгранична. Как сегодня толковать фразу «Стены имеют уши».
Я решил, что физик насмотрелся детективных фильмов, а посему хочет услышать, как помогают вмонтированные куда-либо специальные устройства разоблачать иноземного агента. Не желая огорчать дипломника малопонятной репликой, я вспомнил одно событие, правда, не связанное с инженерной мыслью, и рассказал его затихшей аудитории.
(Ниже история приводится более полно, со ссылкой на материалы уголовного дела).
Павел Анатольевич встретил Людмилу в мае 1956 года, а в июне предложил ей руку и сердце. Алёхин влюбился в эту фею с первого взгляда, навек, едва уловив её имя. Людмила ответила взаимностью, она разглядела в прямолинейном, по-детски наивном аспиранте сказочного принца из своих девичьих грёз.
Первые годы супруги жили в ветхом бараке, именуемом «семейный дворец». Но стоило Алёхину защитить диссертацию, как верхи вспомнили о нём, выделили квартиру и переместили на должность начальника отдела Управления общественного питания столицы.
С годами Павел Анатольевич поднялся по служебной лестнице ещё выше – осел в кресле зама начальника Управления.
Нет нужды перечислять льготы, которыми пользовались руководители такого уровня. Для нас весомее другое: благодаря положению супруга, Людмила жила в достатке и не вспоминала дни, когда она гнула спину в тёмной прачечной школы-интерната. Теперь свободного времени была уйма. Алёхина посвящала его воспитанию своей дочери Эммы, кроме того, ходила в бассейн, косметический салон, парикмахерскую. Да мало ли ещё какие затеи приходили в голову энергичной домохозяйке, желающей сохранить стройные телеса, ведь она это делала ради Павла — муж любил отпускать комплименты в её адрес.
Людмила была младше супруга на семнадцать лет, и в глазах Павла Анатольевича всегда выглядела «распускающимся тюльпаном». Однако время летит неумолимо – как хорошо за цветком ни ухаживай, он всё равно неизбежно вянет, а увядать, само собой, не хотелось.
К середине 1988 года Алёхиной едва перевалило за пятьдесят и о старости она не думала. Тем не менее, чтобы скрыть истинный возраст, домохозяйка пользовалась услугами светил в разных областях медицины. Их предписания Людмила исполняла безоговорочно.
Павел слыл хлебосолом и нередко собирал в своей квартире многочисленных знакомых. В такие дни стол ломился от изысканных яств, напитков, играл магнитофон. Но близкими друзьями Алёхины считали только Гелаевых, живших с ними на одной лестничной площадке. Правда, эти люди были гостями редкими. Геологи по профессии, они семь месяцев в году обитали в Сибири – искали залежи угля и нефти.
Людмила не знала место нахождения четы, разведка топлива дело секретное, да и этот вопрос её не интересовал. «Вернулись здоровыми, ну и слава Богу!» — восклицала она при встрече.
Так было много лет, но однажды спецы домой не вернулись. Вместо них в дверь позвонил участковый инспектор и сообщил, что Гелаевы погибли во время крушения аэроплана, где-то там, средь ледовых ущелий, на заснеженном Крайнем Севере.
Алёхины не верили в смерть дорогих им людей, такое в голове не укладывалось, и лишь опознав горелые трупы, перестали твердить: «Наши друзья живы, друзья вернутся».
Погребальные расходы Павел Анатольевич взял на себя и, если ушедшие в мир иной геологи хлопот не доставили, то Алёхины не знали, как помочь сыну Гелаевых: семнадцатилетний Дато плакал, терял сознание, не кушал.
И всё же Дато медленно возвращался к жизни. Людмила Евгеньевна заботилась о нём день и ночь: давала предписанные лекарства, стирала, готовила любимые супы. Наконец, спустя девять месяцев после гибели родителей, юноша стал разговорчивее, вытёр пыльные гантели, включил телевизор.
Людмила Евгеньевна это видела. Она подхватила сироту под руку, и привела в парикмахерскую остричь густые волосы.
Павел Анатольевич, Людмила Евгеньевна, Эмма, внучка Наталья и Дато сидели за фамильным столом, пили душистый чай, обсуждали городские новости.
— Разрешите мне уйти в армию, — нежданно для всех сказал парень. -Вернусь через два года, поступлю на вечерний факультет университета, днём буду работать.
Павел Анатольевич слегка опешил.
— Скоропалительная затея, — растягивая слова, произнёс он, — хотя … логика в ней есть. Служить в армии всё равно придётся и, видимо, сделать это лучше всего сейчас… После дембеля устроишься в салон красоты.
Отца поддержала Эмма. На днях она открыла салон косметических услуг, но в перспективе хотела сферу деятельности расширить.
— Выучу тебя на массажиста, — девушка была рада помочь Дато, — спецы сегодня гребут деньги лопатой. Массаж нынче в моде, особенно среди нуворишей. Денег у них тьма, так что настраивай себя на эту волну.
Вспыхнувшая дискуссия угасла также внезапно, как и началась. Павел Анатольевич принялся листать свежие газеты, Людмила Евгеньевна загремела на кухне посудой, а Дато поехал в военный комиссариат.
Из холодного Забайкалья Гелаев писал Алёхиным редко. Его послания Людмила Евгеньевна читала и делала вывод о психическом состоянии ефрейтора — юноша не догадывался, что меж ней и командиром батальона завязалась переписка: майор излагал женщине, как он помогает солдату адаптироваться к армейским условиям.
Дато воротился со службы раздавшимся в плечах атлетом. Он после воинских будней не стал лодырничать, а рванул в салон красоты и упросил Эмму принять его на работу немедля.
Тем временем здоровье Павла Анатольевича ухудшалось. Старик ночами охал, ныл, сопел, это мешало Дато заснуть. Железобетонная стена, разделявшая квартиры, поглощала звук, но не настолько, чтобы его не слышать вовсе — малый уставал от перекатывания с одного бока на другой, сворачивал постель, стлал её в смежной комнате и вытягивался на полу. Предрассветная возня нервировала Гелаева и, в итоге, довела до истерики: уходя на работу, он запустил в ненавистное спальное ложе солдатский кирзач. Тяжёлый сапог, словно пушечное ядро, шмякнулся в пластмассовую розетку, и расколол её на мелкие части.
Теперь вздохи Павла Анатольевича стали слышны более чётко. Дато казалось, что старец хрипит ему прямо в ухо. Этот фон усиливал голос Людмилы Евгеньевны, предлагавшей мужу какие-то пилюли.
— Сделай глоток, — умоляла она больного, — тебе мигом полегчает. Там гляди и уснёшь.
— Засну навеки, — бухтел Павел Анатольевич, — мой час, видимо, уже близок.
Дато хотел забить сквозную дыру кляпом, но разговор меж супругами коснулся столь невероятной темы, что он прилип к отверстию ухом. Сон сдуло как ветром.
— Сколько денег есть у нас в доме, — прокашлял Павел Анатольевич.
— Миллион восемьсот. Чего это вдруг ты спрашиваешь, — отозвалась Людмила Евгеньевна.
— Чтобы после моей смерти не возникла грызня, подели их на три доли: одна тебе, вторая — Эмме, третья — внучке. Свои доллары храни под старой стиральной машиной, туда вряд ли кто глянет.
Дато был ошеломлён. Миллион восемьсот тысяч! Он смежил глаза в надежде представить этот вагон денег зрительно, однако не смог, такая сумма в разыгравшейся фантазии не укладывалась. Тем не менее Гелаев прикинул, что столько зелёных всё же уместятся в большом дембельском чемодане.
Алёхин угас весенней ранью. Соседи догадались, что старец завершил земной путь по воплю Людмилы, и выразили ей своё участие.
В этот скорбный день самым незаменимым оказался Дато. Он сопроводил тело усопшего в морг, сгонял в похоронное бюро, заказал поминальную трапезу. На кладбище парень стоял в кругу близкой Алёхиным родне, поддерживая вдову за плечи.
Спустя несколько лет Гелаев признается, что «… в минуты прощания глядел на труп лишь мельком – его мозг считал миллионы, оставленные стариком жене». Дальновидный Алёхин в период инфляции превратил «деревянные» рубли в ходовой товар: фешенебельный дом, ковры, тонны листового железа. Но циничное откровение парня мы услышим не скоро, а пока массажист не давал упасть Людмиле Евгеньевне, не чуявшей ног от измождённости.
Только осенью, через пять месяцев после смерти мужа, вдова зашла в салон красоты: сделала себе каре, массаж лица, педикюр. В необходимости «привести голову в порядок» её убедила Эмма, она ежедневно навещала не окрепшую от перенесённой трагедии мать.
Постепенно Людмила Евгеньевна стала вновь замечать холодные капли дождя, ветер, кивать продавцу газет. Эмма уловила пробудившийся в ней интерес к жизни. Она вменила Дато сопроводить маму сначала в бассейн, затем в картинную галерею и выставку декоративных птиц.
В ноябре женщина почувствовала себя энергичнее: к ней вернулась былая харизма, гордая осанка, здоровый цвет лица.
— Кажется, мама выздоравливает, — умиленно говорила Эмма, — чтобы полностью выйти из депрессии, нужен ещё один толчок. Дато, придумай что-либо.
Гелаев уже нашёл способ «морально-физического воздействия на вдову» (терминология приведена из уголовного дела – прим. авт.) и лишь терпеливо ждал удобного случая. Благоприятный момент возник, когда Людмила Евгеньевна собралась принять ванну.
— После тёплой воды мне легче уснуть, — сказала она парню. — Ты иди к себе, отдыхай.
— Давайте перед горячей ванной я сделаю вам массаж, — предложил юнец, — вот увидите, грудь вздохнёт свободнее, снимет хворь, заснёте мгновенно.
Такой нежданный «рецепт» застал Людмилу врасплох. Она конфузливо уставилась на массажиста.
Дато внутренне напрягся. Как отреагирует вдова? О таком разговоре он мечтал давно, быть может, со дня смерти Павла Анатольевича.
— Хо-рошая идея, — через пару секунд молвила женщина, — надо только переодеться, а ты, дружок, неси крем.
Гелаев вернулся, держа пол-литровые банки, подошёл к устроившейся на тахте вдове, и стал втирать ей мазь: в спину, ягодицы, ноги.
Энергичные движения парня Алёхиной нравились. Она прикрыла глаза, сомлела и мурлыкала от кайфа. Но Дато ждал иного эффекта. Месяц назад его заинтересовала газетная рубрика «Ночь любви», где именитый целитель рекламировал повышающие сексуальное влечение препараты. Малый скупал их, выдавливал содержимое тюбика в банки и смешивал. Так он готовился к наступившей роковой для Людмилы Евгеньевны минуте.
Гелаев натёр женщину адской смесью, сто граммов которой должны были возбудить в ней любовный пыл.
Она лениво перекатилась на спину. Дато покрыл мазью её грудь, живот, бёдра. «Эскулап нахально врёт, — думал он, массируя гибкое тело, — прошло полчаса, а ей хоть бы хны. Никакой реакции».
Меж тем… вдова заёрзала, скрестила ноги… охнула и, будучи не в силах унять клокочущую похоть, засосала маячившие над ней губы.
Размеренная жизнь Людмилы внешне ничем не изменилась. Только теперь в её постели каждую ночь храпел Дато. Свою амурную связь оба держали в тайне. Родня, соседи, друзья не могли и помыслить, что на самом деле происходит меж тихой вдовой и парнем, которого женщина считала приёмным сыном. Даже наблюдательная Эмма не уловила изменений, а новый каприз мамы вставать по утрам позднее обычного списывала на бессонницу.
Дато играл роль неутомимого любовника: откормленный малый пахал как вол и доводил Людмилу до экстаза, бесчувствия, изнеможения. За сладострастными утехами вдова забывала различие в возрасте, ей нравились крепкие объятия, которые она считала искренними. Поэтому женщина не задавала себе вопрос, чего добивается парень, занявший место её покойного мужа.
Гелаев имел конкретную цель и двигался по разработанному плану. Он сосчитал спрятанные Людмилой деньги, убедился, что её шестьсот тысяч лежат на месте, и мозговал сценарий «нешумного» изъятия банкнот. Подходящие варианты рождались непрестанно. Дато перебрал десяток приемлемых, выделил элементарный и решил его исполнить. С этого момента посапывающей на груди ублюдка вдове оставалось жить месяц.
Парень знал, где в тот или иной час Людмила находится — во время завтрака она расписывала ему свой грядущий день. Алёхина продолжала ходить в магазин, бассейн, навещала внучку Наталью. Однако это не мешало Дато попасть в хоромы вдовы, благоразумная хозяйка снабдила юнца ключом, некогда принадлежавшим Павлу Анатольевичу.
Дождливый март заканчивался. Возвращаясь домой, Гелаев напихал в целлофановый пакет сырой земли, не спеша взобрался на четвёртый этаж, вошёл в квартиру. Затем раскрыл на балконе окно, натёр глиной дальний угол стекла и взялся готовить ужин.
Людмила вернулась, когда Дато сервировал стол.
— Ой как вкусно тут пахнет! — заметила она, — что ты варганишь?
— Твой любимый лангет, — ответил хмырь, — деликатес уже готов.
Женщина млела от удовольствия:
— Вот мой сюрприз, бери, — на протянутом Дато миниатюрном ларце высился перстень, усыпанный бриллиантами.
Массажист и раньше получал дорогие презенты, но этот затмевал всё былое по стоимости.
— Польщён вниманием! – выгравированные инициалы Д.Р. пленили его, — ради такого случая не грех откупорить пузырь вина из моей коллекции.
Людмила повисла на шее парня.
— Что там за грязь на стекле? — едва разжав объятия, молвила она.
— Это козни пацанов-метателей, — ощерился кадр, — давай наведём ажур, чистота — залог здоровья! .
Алёхина взяла тряпку, встала одной ногой на мини-лестницу, другой — на подоконник, ухватила деревянную раму и потянулась в дальний угол…
Незатейливая ловушка сработала без осечки: Дато лишь слегка толкнул женщину, пару секунд смотрел вниз и, уловив шлепок тела, бросился к стиральной машине. Трясущимися пальцами он нащупал перевязанные тесьмой банкноты, мигом перепрятал их в свою квартиру и выбежал на улицу.
Наряд милиции заехал на место происшествия, когда возле трупа Алёхиной вертелся только Дато.
Пока судмедэксперт осматривал безжизненное тело, оперативник поговорил с Гелаевым, набросал схему расположения квартиры, щёлкнул фотоаппаратом. Затем указал на окна четвёртого этажа:
— Да-а, высоко. Видимо, смерть наступила мгновенно.
— Зачем ей надо было лезть на подоконник самой? – хныкал убитый горем Дато, — могла ведь меня попросить. Ах какое несчастье!
— Может, ты толкнул её сам? — капитан упёр немигающий взгляд в парня, — чтобы получить наследство. Говорят, она баба денежная.
От столь нелепой мысли кадр задрожал и гневно выпалил:
— Ка-ак такая мерзость приходит людям в голову!
— Ладно, не кипятись. Утром явишься в РОВД, дашь свидетельские показания, — миролюбиво заключил опер.
И на сей раз Дато всюду незаменимым. Пока Эмма глотала сердечные пилюли, он развил кипучую деятельность: съездил в морг, заказал венки и поминальный стол. В день похорон массажист осыпал гроб цветами, и стоял, поддерживая дочь усопшей за сотрясающиеся от истерики плечи.
После невосполнимой утраты Эмма слегла. Она не желала разговаривать, ходить на работу, кушать. Рядом с ней неизменно находился верный Дато. Парень занял свободную комнату и ночевал, демонстрируя готовность прийти на помощь «сестре» в любой момент.
Эмма воспряла к исходу осени: гуляла по двору, подрезала высохшие цветы, кормила ананасами дога. Джерри чуял изменения в поведении хозяйки, клал голову ей на колени, прыгал, валялся на спине. Такие манипуляции собаки тешили женщину и разгоняли грустные мысли.
Алёхины баловали своего любимца, чем только могли. Ему из семейной кастрюли перепадало мясо, из холодильника — сметана, ветчина, фрукты. Мощный дог требовал калорийного питания, и хотя содержание пса обходилось недёшево, люди знали, что их покой зависит и от резвости Джерри. Поэтому набор снеди, предписанный ветеринаром, заказывали без оглядки на стоимость товара.
Перелом в настроении женщины заметил и Дато. Массажист выбрал удобный момент, усадил её в садовый шатёр, разлил по бокалам вино и напомнил, что в салоне идёт ремонт, оценить его качество Эмма должна лично. Алёхина видела чего добивается парень, однако упрямиться не стала: на следующий день внесла изменения в дизайн фойе, поболтала с косметологами, осмотрела себя в зеркало и уехала.
— Здоровье мамы нормализуется, — облегчённо вздыхала Наташа, — думаю, она скоро вновь возьмёт дела в свои руки.
Жизнь Алёхиных входила в размеренное русло: Эмма днями пропадала на работе, Наталья училась в девятом классе, Джерри поглощал бананы и охранял фамилию.
В новогодний вечер Эмма и Дато находились дома.
— Ты выглядишь устало, — заметил парень, — давай сделаем тебе хор-роший массаж. Он снимет хворь, улучшит аппетит и настроение.
В этом предложении не было ничего плохого, да и время тянулось бесконечно долго. Женщина оценила шанс его разнообразить:
— Неплохая идея. Я только платье переодену, — Эмма натянула купальный костюм, легла на тахту и застыла в ожидании.
Дато втёр полную ладонь некогда приготовленной им адской смеси в плечи, таз, ноги «сестры» и ждал её реакцию.
Она перекатилась на спину. Мазь обильно покрыла грудь, живот, бёдра. И тут бесовская уловка сделала своё: Эмма заёрзала … охнула, сжала маячившего над ней парня и впилась в его губы.
Алёхина много лет вела аскетический образ жизни. Она конечно же поняла, что за финт применил Дато, но не осерчала. Мало того, испытывая забытые ощущения, сопровождаемые интенсивным оргазмом, нашла нужные слова и действия мэна оправдала.
Целуя Эмму, массажист делал вид, будто млеет от кайфа. Однако злодей оплёл её своими щупальцами с иной целью — любовная связь была лишь начальным этапом на пути к сатанинскому по замыслу итогу всей операции.
Ночами, когда умиротворённая сожительница спала, Дато мозговал, как бесконфликтно порвать их затянувшийся роман и подойти к планируемой им финальной черте. Наконец, из дюжины вариантов он выбрал самый элементарный, и без опасения быть уличённым в корысти, попёр на Эмму.
Малый усёк главное: стать его женой Алёхина не хочет, а раз так, то используя её отказ, надо устроить небольшой скандал и в ненавязчивой форме предложить расстаться.
— Давай наш союз узаконим, — поставил ей ультиматум массажист.
Такой разговор Эмма явно ждала, поэтому ответила, не задумываясь:
— Нам следовало поговорить… Скажу как есть … я люблю другого человека. Месяц назад он мне позвонил, сообщил, что с женой развёлся, и теперь никто ему не мешает связать наши судьбы.
Брови Дато поползли вверх, челюсть отвисла:
— Любишь … другого?.. Не может быть!
— Может, — парировала она, — просто раньше не было надежды, а встречаться тайком не в моём характере.
— Кто он, чем занимается, — буркнул массажист.
— Андрей служит в военной академии.
— Хорошо подумай, ведь этого майора ты совсем не знаешь. Возможно, у вас разный менталитет, да и отношения могут не сложиться, — настаивал парень, — дай мне время принять успокоительное и мы вернёмся к этой теме.
Через неделю истощавший Дато скорчил панихидную мину, встал перед Эммой на колени и зачитал посвящённое ей стихотворение:
Буду, буду я долго любить
Буду бережно память хранить,
Буду имя твоё повторять
И твой образ в объятиях держать.
Ах к чему, ах к чему, ну к чему
Твои хрупкие плечи люблю
Ах зачем, ах зачем, ну зачем
Стала ты для меня
всем, всем, всем.
Я уйду, я уйду, я уйду,
Но куда без тебя я пойду?
Буду рядом кружить и кружить
Без тебя не смогу я прожить.
Поезда, поезда, поезда,
Увезите меня навсегда,
Пусть услышит любимая стук:
Тук, тук, тук
Тук, тук, тук
Тук, тук, тук.
Поезда, поезда, поезда,
Не вернусь я сюда никогда
И пусть слышится Эммочке стук:
Тук, тук, тук
Тук, тук, тук
Тук, тук, тук.
Алёхина по-достоинству оценила проникновенные строки «поэта»:
— Так мог написать лишь глубоко страдающий человек. Извини за причинённую боль.
Малый бросил курить месяц назад, но сейчас он психовал и тянул дым большими порциями:
— Логика говорит, что мне надо исчезнуть. И хотя в моей элегии сказано «…не вернусь я сюда никогда», тем не менее буду находиться рядом и помогать тебе.
Стихотворение попало на мой рабочий стол в 1996 году. Я в темпе выяснил, что Дато не любил Алёхину, поэтому искренность его экспромта меня удивила.
Эмма и Гелаев теперь жили порознь. Днём он массировал клиентов, вечером листал газеты, книги, смотрел видео. Она — «крутилась» в салоне, закупала мази, подсчитывала доход. В общем, каждый занимался рутинными делами.
В 19 часов массажист посмотрел на ходики и начал собираться домой: свернул халат, выключил радио, свет и … оцепенел. Из-за невысокой перегородки, разделявшей кабинеты салона, слышался голос Эммы:
— Сегодня школа проводит бал для десятиклассников. По традиции Наталья встретит рассвет на городском озере. Давай где-нибудь поужинаем, затем поедем ко мне.
— Превосходно, — ответил ей мужской бас, — я до шести утра свободен, так что — гуляем!
«Вот он, долгожданный миг, — пронеслось в голове Дато, — всё идёт по плану… моя конечная цель близка».
Телефонный звонок разбудил меня в шесть часов.
— Наряд ждёт тебя возле дома, — затараторил мне в ухо дежурный РОВД, — ты помнишь Алёхину? Убита её дочь.
Детали я не требовал: умылся, оделся и выскочил на улицу.
В ожидавшем меня «УАЗе» сидел оперативник.
— Что за труп? — спросил я лейтенанта.
Он развернул авто, выехал на шоссе и включил четвёртую скорость.
— Дочь Алёхиной, Наталья, встретила рассвет на озере. Она притопала домой в начале шестого. Беспокоить мать не хотела, но, проходя мимо спальни, увидела её лежащей в неестественной позе.
Возле нужного адреса лейтенант остановил машину:
— В хате ночевал сожитель Эммы Алёхиной майор Шикин. Он уехал на своём авто в пять часов, и в километре от дома увидел бредущих по улице молодых людей. Среди них была Наталья. Она ему крикнула: «Не тормози! Мы дойдём сами». Девчонка шла до своих ворот минут пятнадцать. За это время какое-либо проникновение в апартаменты исключено — вход охраняет английский дог. Отсюда вывод: Андрей Шикин единственный подозреваемый.
В ухоженном дворе нас встретил громадный пёс. Он навострил уши, но уловив команду рыдающей Натальи, потерял к нам всякий интерес.
Майор Шикин произвёл на меня впечатление умного, преданного своему делу офицера. На вопросы мужик отвечал толком, глубину взаимоотношений с Эммой не скрывал, а его решение жениться на Алёхиной сомнений не вызывало. Андрей удостоверил и слова Наташи, и моё мнение касательно английского дога: Джерри незванных гостей загрызёт.
Закон не позволял нам допрашивать офицера министерства обороны. Поэтому начальник дал мне указание собранный материал отвезти военному прокурору по подследственности.
Опять, который раз, в суетливые траурные дни Дато незаменим. Он съездил в морг, оплатил ритуальные услуги, нанял повара для приготовления обрядовой трапезы. На кладбище Гелаев осыпал цветами свежевыросший могильный холм и стоял средь родни Алёхиных, поддерживая дочь усопшей за хрупкие плечи.
Свободные часы Дато посвятил не оправившейся от стресса Наталье: варил любимые ею тефтели, кормил с ложки, мыл полы. Неизмеримый по силе удар судьбы она переносила тяжело. Однако лекарь-время сделало своё дело, и постепенно юница стала воспринимать ноябрьские лучи солнца, вкус пищи, бой ходиков.
Гелаев не знал как угодить Наталье.
— Хочешь пойти на новогодний базар? Потолкаемся среди людей, наберём сувениры, — предложил он и, не дожидаясь ответа, скомандовал, — одевайся!
Алёхина безропотно натянула манто и села в машину. С этого момента её душевное состояние пошло на поправку: она вдруг захотела есть, окропила себя парфюмом, включила магнитофон.
«Лёд тронулся, господа присяжные заседатели, — решил Дато, — ёщё месяц и …».
Ближе чем Гелаев у Натальи не осталось никого. Племянники, тёти, дяди конечно были, но жили они в России, Казахстане, Латвии. А массажист находился рядом. Он потакал ёё капризам, исполнял любые желания, дарил цветы и шутливо называл «моя невеста». Алёхина подыгрывала ему, полагая, что именно так должен относиться старший брат к сестре.
Однако в расписанном канальей сценарии родственным чувствам места не уделялось. Восьмого марта Дато принёс огромный букет гвоздик, пал перед Наташей ниц и взмолился:
— Выходи за меня замуж. Мне без тебя свет не мил.
Наполненные любовью слова, стоящий на коленях парень, алые цветы повергли сироту в шок. Она изумлённо смотрела на Дато, хлопала глазами и лепетала:
— Но… смерть мамы… нет ещё и года.
— Мы женимся летом, — малый целовал ей руки. — Согласна?
— Ты … жил с ней, — вспомнила юница.
— Мы расстались, едва Эмма узнала о моих чувствах к тебе. Все следующие месяцы она видела во мне будущего зятя и дала клятву наш союз благословить.
— Это правда?
Гелаев не давал ей опомниться:
— Сущая правда. Я хотел сделать предложение, как только тебе исполнится восемнадцать.
— Не думала… не готова.., — бормотала она.
— Пир устроим в августе, — негодяй видел, что Наталья колеблется, — скажи, есть ли у меня шанс?
Она чуть заметно кивнула.
Вне себя от радости, парень обнял её и, нашёптывая нежные слова, закружил по комнате.
Интимный ужин, ночные разговоры, поцелуи незаметно приблизили день бракосочетания, а экстренные дела оттянули на последние минуты.
Свадебный кортеж отъезжал в загс через три часа.
— Сегодня тьма проблем, — трещал Дато, — нужно вымыть машину, завезти в ресторан семгу, коньяк …
— Времени действительно нет, — Наташа прикрыла ему рот маленькой ладонью, — встретимся у портнихи. Представь себе, моё платье ещё не готово, да и без модной стрижки под венец не пойдешь.
Обговорив «куда и когда», жених выскочил на улицу, сел в авто и укатил решать хозяйственные вопросы.
Наталью радовал зарождающийся день, поток людей, звон трамвая. Идти до квартиры портнихи ей оставалось сотню шагов.
— Продам сумку, — услышала ослеплённая счастьем юница, — дайте на пару бутылок пива.
Алёхина глянула на небритого мужика, торчавшего возле высотки.
— Мне свои девать некуда, — она мимолетно вспомнила, что в этом доме некогда жила вся её родня, шагнула и… оцепенела. — Эта сумка… где… взял?
Алкоголик почувствовал интерес девицы к товару.
— Вещь новая. Дай мне за неё только на пиво.
Наталья достала из портмоне первые застрявшие меж пальцев банкноты.
— Где вы её нашли, — повторила она, задыхаясь от волнения.
Мужик посчитал юницу ненормальной. Он спрятал доллары в карман изношенных брюк:
— Утром я роюсь в мусорном баке, отыскиваю пустые бутылки. Час назад из подъезда вылетел хлопец и швырнул в контейнер маленький свёрток. В нём была завёрнута сумка…
— На-а чём он уехал, как одет? – молвила Наташа.
— Ему лет двадцать пять, одет в белый костюм. Сел в авто лимонного цвета, — изрёк алкаш и убежал.
Алёхина вошла в мой кабинет, положила на стол ридикюль и заплакала:
— Эта вещь принадлежала моей маме.
Я разглядел непримечательную сумку:
— С чего ты решила, что именно в ней хранились фамильные драгоценности?
— Лет семь назад мы вплели в ткань блестящую нить… Мама вернулась из театра, бросила ридикюль в шкаф и больше его не использовала.
Я вызвал к себе Аршалуйсяна, моего зама, и напомнил ему нераскрытое убийство Эммы.
Карен понял меня с полуслова:
— Жениха доставлю мигом. Затем начну искать вещественные доказательства, — майор взял ключ от дежурного авто и вышел из кабинета.
Гелаев свою причастность к смерти Эммы отрицал категорически. Он сообразил, что мы располагаем уликой, но не столь серьёзной, чтобы неопровержимо назвать его убийцей.
— Эмма забыла сумку в моей хате, — клялся жених, — я избавился от неё за ненадобностью.
Между тем опер сыскал бродягу, предлагавшего ридикюль прохожим, и «инспектировал» квартиру, дачу, гараж Гелаева. Далее по известным только нам воровским каналам установил скупщика золота и изъял сплавленные ему ювелирные украшения.
Дато признал бриллианты и начал давать показания.
— Теперь скажи, как ты проник в дом Алёхиной, — потребовал я, — каким способом убил женщину.
— Я собирался идти домой. Вдруг за перегородкой, делившей салон красоты на кабинеты, раздался голос Эммы. Она говорила, что Наталья будет встречать рассвет на озере. Ей ответил незнакомый мне мужик — он решил ночевать в доме Алёхиных.
Карен не успевал излияния Дато отстукивать на пишущей машинке:
— Не торопись. Каким именем Эмма называла мужчину?
— В ходе диалога имя не упоминалось. Позже он мне представился Андреем.
— Дальше, — кратко бросил майор.
— Утром я подкрался к дому Алёхиной и притаился за частоколом. Сквозь рассохшиеся доски был виден двор… Вскоре в сопровождении Эммы на веранде появился коренастый военный. Едва они исчезли за углом, я перелез через ограду, проскочил в спальню и юркнул под кровать.
— Говори медленнее. Как реагировала на твоё появление собака, — вновь прервал массажиста Аршалуйсян.
— Джерри не повёл и ухом, он считал меня своим хозяином… Эмма заперла ворота, вернулась и легла на кровать… Я выполз из укрытия, схватил её за горло и… После чего бросился к тайнику, в нём она хранила деньги… Вытянул набитый зелёными рюкзак… притащил его в свою квартиру.
— Как попали к тебе фамильные бриллианты Алёхиной, — напирал майор.
— Они находились в ридикюле, под слоем денег.
Я представил себе раннее утро, крадущегося вдоль изгороди Гелаева, доллары, а вслух сказал:
— Дьявольский план. Его триумфальному завершению помешал только маленький ляп — сумка под горой мусора не исчезла… Наталья усекла ридикюль вовремя, иначе лежал бы ты на берегу океана, лаская жену… Она не могла бы и подумать, чьей кровью оплачен этот рай. Но спрятать концы в воду тебе не удалось.
Закончив историю, я обратился к набитой студентами аудитории:
— Так имеют ли стены уши? Надеюсь, автор записки получил доскональный ответ.
Мой лекционный час истёк. Я сел в автомашину, приехал в РОВД и окунулся в знакомый мне мир, наполненный погонями за бандюгами, допросами и раскаянием арестованных.
Георгий Лахтер (Мирвали Гулямов)
Ташкент — сентябрь, 1996 год
