Последний губернатор Туркестана. Глава тридцать четвёртая

Триумф и трагедия Алексея Куропаткина

Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы

Путь к катастрофе

Алексей Николаевич, в отличии от шапкозакидательского общественного мнения и тогдашних “диванных экспертов”, прекрасно понимал и хорошо видел неподготовленность русской армии к войне. За последние 30 лет XIX века в армии произошло много перемен к лучшему, но, в главном, — боевой подготовке войск до сих пор процветали плац-парадные традиции. Куропаткин, как военный министр, постоянно отмечал это негативное явление во всеподданнейших докладах императору. Однако, Николай II хоть и соглашался с ним, но поступал всегда по своему усмотрению. Исходя из этого и адекватно оценивая японскую армию, Куропаткин после поездки в Японию, писал императору: “Мы должны держаться против Японии оборонительного способа действий. Хотя мы и выдвигаем свои войска на линию Мукден – Лаоян – Хайчен, но отстоять южную Маньчжурию в первый период войны, если туда вторгнется вся японская армия, мы не можем. Мы должны готовиться, что Порт–Артур будет отрезан на довольно продолжительное время и, не допуская наши войска до частного поражения, должны отступать по направлению к Харбину до тех пор, пока прибывшими с тыла подкреплениями не будем усилены настолько, что получим возможность, перейдя в наступление, разгромить японцев”. Недаром, спустя десятилетия, некоторые историки назовут Куропаткина “Кутузовым ХХ века”.

К своему же назначению, Алексей Николаевич, отнёсся более как к тяжёлой обязанности, нежели возможности получить дополнительный блеск для своего ореола славы. Вот, что пишет военный корреспондент В. А. Апушкин: “Когда 27 января 1904 года мы все офицеры петербургского гарнизона, собрались в залах Зимнего дворца к Высочайшему выходу на молебствие о даровании нам победы в столь нежданно вспыхнувшей войне с Японией, имя Куропаткина было у всех на устах. В большой Государевой свите он привлекал особое внимание. Он шёл своей обычной тяжёлой походкой, пасмурный, с опущенной вниз головой. В толпе говорили, что сегодня утром, когда стали известны в Петербурге события роковой порт-артурской ночи, он представил Государю список лиц, которым могло быть вверено главное начальствование нашими военными силами в войне с Японией. Говорили, что в этом списке своё имя он поставил последним. И когда стало известно, что главнокомандующим назначен адмирал Алексеев, заметно было некоторое разочарование и сожаление, что Куропаткин, пожалуй, будет не у дел в этой войне”.

Отъезд в действующую армию затянулся: Куропаткин съездил попрощаться с матушкой,  а затем пришлось принимать, одну за другой, депутации со стягами и иконами, посещать прощальные обеды и выслушивать напутственные речи. Целую неделю Алексей Николаевич представлялся высочайшим особам по случаю своего назначения. Император во время встречи был чрезвычайно любезен, и прощаясь подарил Куропаткину свой большой фотографический портрет с надписью: “Алексею Николаевичу Куропаткину 1898—1904 года. Николай”.

Затем Алексея Николаевича приняла вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, которая всегда очень тепло к нему относилась.  Ужасаясь начавшейся войне, она всё  спрашивала, как могла произойти война, когда государь хотел мира.

— Разрешите Ваше Величество, ответить с полной откровенностью? – Ответил Куропаткин. И получив согласие продолжил, — Война была предрешена в тот день и час, когда Безобразов вышел из кабинета государя статс-секретарем и с портретом государя. Тогда государь решил, что его министры не тот избрали путь, который приведет к миру, что подписанное им заключение совещания, кажется, 26 марта, по которому мы очищали южную Манчжурию, уходили с реки Ялу и предоставляли иностранцам права, ими ранее приобретенные,- ошибка; что такое решение, знаменуя нашу слабость, приведет к войне. Напротив, средства, предложенные Безобразовым и его шайкой приведут к миру. Средства эти заключались в том, чтобы всюду увидеть наши интересы, даже там, где их нет, не очищать Манчжурии, начать еще более шуметь в Корее, продвинуть наши войска к Ялу, вновь занять Инкоу, вновь занять Мукден, перестать уважать права других держав в южной Манчжурии. Надеялись этими мерами внушить всем спасительный страх. Хотели обнаружить силу. В действительности, при полной неопределенности своих планов на Манчжурию, мы дали японцам полное право думать, что мы хотим наложить руку и на Корею. Как я и доносил из Токио, такие действия не могли быть иначе поняты Японией,—и в результате произошла война.

— Думаю, вы правы Алексей Николаевич, — сокрушённо заметила Мария Фёдоровна.

28 февраля Куропаткин отправляется из Москвы на Дальний Восток. Перед отходом поезда в парадных комнатах вокзала Алексей Николаевич простился с семьёй.  “Милая, сильная, умная, жена моя, — записал он в дневнике, —  не выдержала и заплакала. Сын был возбужден, но не заплакал. Всё повторял: “Папа, ты к нам возвратишься, папа, ты к нам возвратишься“.

 В Иркутске, командующему сообщили странную и тревожную информацию: в Томске и Якутске обнаружены подрывныные прокламации сочувствующие японцам, кроме того резко активировались политические ссыльные  в Сибири, ведя пропаганду за свержение самодержавия. Это были первые сполохи вспыхнувшей вскоре Первой русской революции. Советские официальные историки вбивали нам в головы, что революция 1905 года обусловлена поражением России в войне с Японией. Всё ровно наоборот – она послужила одним из главных факторов этого поражения. Никакой революционной ситуации начавшаяся война не создала, она возникла по другим, субъективным причинам. Проблем с продовольствием, как это случилось в 1917 году, не было. Однако, уже 11 февраля 1904 года, — военных столкновений ещё нет, — началась забастовка харьковского паровозостроительного завода. Основное требование – закончить «позорную» войну. Может к волнениям привели ужасные потери армии на полях сражений? Но, потери японцев были вдвое выше.

И если бы планы  Куропаткина предусматривающие истощение армии противника осуществились, у Японии не осталось бы ресурсов для продолжения войны. Во время штурма Порт-Артура японцы теряют 15 тысяч человек (русские 6 тысяч) и, понимая, что экономика островного государства на пределе, начинают искать пути к миру. Через посредничество Великобритании, Германии и США Япония пытается склонить Россию к мирным переговорам. Однако, Николай II недальновидно от мира  отказывается. И тогда в дело вступают японские секретные службы. Летом 1904 года на Амстердамском конгрессе Второго Интернационала, известный русский революционер Георгий Плеханов встречается с лидером японских социалистов Сэном Катаямой. Они пожимают друг другу руки, как представители угнетённых классов своих стран. Революция, однако, вспыхивает только в России. Уже известный нам, бывший военный атташе в Петербурге Мотодзиро Акаси, активно налаживает контакты с русскими революционерами и даже в августе 1904 года обедает с представителями ЦК партии эсеров.

Лидер этой боевой организации Борис Савинков, пишет в своих воспоминаниях: “Член финской партии активного сопротивления, Конни Циллиакус, сообщил центральному комитету, что через него поступило на русскую революцию пожертвование от американских миллионеров в размере миллиона франков, причем американцы (активно помогающие Японии в этой войне, В. Ф.) ставят условием, чтобы эти деньги пошли на вооружение народа и были распределены между всеми революционными партиями”.  А ещё один эсер Евно Азеф – двойной агент, работавший и на охранку и на революцию, — умудрился привезти в Россию пароход, доверху набитый оружием. Так, что кроме внешних врагов, Росси пришлось воевать и с внутренними, и кто из них был страшней, сказать трудно.

А Алексей Николаевич, проезжая специальным экстренным поездом по бескрайним российским просторам, думал о том, что театр предстоящих военных действий у японцев почти под боком – три дня морем, а для России, чтобы туда добраться – в десять раз больше. Придётся комплектовать армию за счёт сибирских округов.

У озера Байкал Куропаткин повстречал своего старого знакомого князя Хилкова, министра путей сообщения. Семидесятилетний Михаил Иванович выглядел как выжатый лимон, с красными от недосыпа глазами. К этому времени Хилков организовал по рельсовому пути, проложенному по байкальскому льду переброску в Забайкалье, на станцию Танхой, 65 паровозов в разобранном состоянии и 1600 вагонов вместе с войсками.

Жизненный путь министра путей сообщения настолько удивителен, что расскажем о нём чуть подробней. Михаил Хилков, отпрыск весьма знатного рода, в чине гвардии штабс-капитана, в 23 года, оставляет военную службу, перейдя в Министерство иностранных дел. Впрочем, надолго не задерживается он и там, отправившись в 1860-м году в двухлетнее путешествие по Европе и Америке.

С. Ю Витте писал о нём: “В 1860-х годах, когда явилось большое либеральное течение по освобождению крестьян, он роздал большую часть своих земель крестьянам и, будучи крайне либеральных воззрений, уехал в Америку почти без всяких средств”. Там он поступил на службу в англо-американскую компанию по сооружению Трансатлантической железной дороги, сначала простым рабочим, а спустя четыре года стал заведующим службой подвижного состава и тяги. Затем около года князь Хилков работает слесарем на паровозном заводе в Ливерпуле.

Вернувшись на родину, “ливерпульский слесарь” делает карьеру на железнодорожном поприще: начальник пути на Курско-Киевской, а затем на Московско-Рязанской железной дороге. Во время русско-турецкой войны 1877—1878 — уполномоченный Российского общества Красного Креста при санитарном поезде.

В 1880 году был привлечён генералом М. Н. Анненковым для руководства постройкой железнодорожной ветки на Кизил-Арват. В 1882 году занял в Болгарии пост управляющего министерством общественных работ, путей сообщения, торговли и земледелия. В 1885 году возвратился в Россию и снова поступил на Закаспийскую железную дорогу, где близко сошёлся с Куропаткиным, когда тот был начальником области. В должности Министра путей сообщения, которым был назначен в 1895 году, Хилков в дорожном шарабане лично проехал по всей трассе будущей Оренбург-Ташкентской железной дороги. За время его министерства протяжённость российских дорог увеличилась на 25 тысяч километров. Высочайший профессионализм и врождённое чувство долга, вот что сближало этих двух выдающихся деятелей императорской России – Куропаткина и Хилкова.

14 марта Командующий прибыл в Мукден, и в тот же день записал в дневнике: “Представлялся наместнику. Встретились дружественно. Кажется, дело наладится. Наместник мне повторил несколько раз, что, сознавая полную невозможность командовать сухопутными войсками, он до войны и уже во время войны просил государя уволить его от должности наместника и заменить лицом, которое могло бы командовать армией”. Однако, император не внял доводам своего ставленника, и уже ничто не могло помешать свернуть с пути ведущему к катастрофе, — катастрофе в которой совершенно безосновательно будет обвинён главнокомандующий Маньжурской армии Алексей Николаевич Куропаткин.

Продолжение следует

На заставке: Постройка железной дороги через озеро Байкал. Рисунок Т. Конрада

В.ФЕТИСОВ