Глава пятая
Когда Оренбургский и Кавказский отряды встретились, последние поразили оренбуржцев своим видом. Вот, что пишет Гродеков: “Действительно, было чему удивляться. Мангышлакский отряд, имел продовольствие на исходе, при самой скудной даче, прошел пространство от Алана до Карабайли в 220 верст в течение семи дней с 8 по 14 мая включительно, делая средним числом по 32 версты в сутки. Страшные почти нечеловеческие усилия надо было употребить для такого быстрого марша. Прусский поручик Штум[1] о переходе от Алана до Кунграда, отзывается следующим образом: «Этот переход совершённый войсками в течение трёх дней[2], по знойной песчаной пустыне, при совершенном отсутствии воды представляет собой, быть может, один из замечательнейших подвигов, когда-либо совершённых пехотной колонной с тех пор, как существуют армии. Переход от Алана до Кунrрада навсегда останется в военной истории России, одним из славных эпизодов деятельности не только кавказских войск, но и вообще русской армии и, в особенности, беспримерно мужественной, выносливой и хорошо дисциплинированной русской пехоты»”[3].
Отряды Веревкина и Ломакина, остановились в кишлаке Кош-Купир, отсюда до Хивы оставалось менее 20 километров. Пройдя примерно половину этого расстояния и переправившись через несколько каналов, войска подошли к огромному загородному ханскому саду и расположились на привал. Впрочем, нельзя было терять ни минуты и Скобелев получает приказ отправиться на разведку с двумя сотнями казаков. Михаил Дмитриевич, приглашает на рекогносцировку Алиханова и вскоре, небольшая группа, поднимая пыль двинулась в сторону Хивы.
Отъехав на километр завидели впереди небольшие партии неприятельских всадников, но тем не менее хода не сбавили. Хивинцы, — это были туркмены, — держась на почтительном расстоянии, медленно отступали, скрываясь за ближайшими садами. Через короткое время выехали на небольшую равнину, пересеченную несколькими арыками. На мостике, переброшенном через один из них, копошилась толпа в несколько десятков человек.
Чтобы не дать уничтожить мостик Скобелев вызвал нескольких казаков и приказал Алиханову атаковать. С гиканьем группа понеслась с места в карьер. Хивинцы успели снять лишь несколько досок, когда заметив приближающихся русских бросились к своим коням и ускакали. Алиханов с казаками бросился в погоню и, миновав кишлак, оказался на небольшой поляне окружённой со всех сторон садами и дувалами — глиняными стенами. Хивинцы рассыпавшись веером скрылись в садах. Вскоре подоспел и Скобелев со своими сотнями.
Едва осела пыль, неприятель, увидев малочисленность преследователей, стал выходить из укрытий и постепенно окружать русских, отрезая им путь к отступлению. Скобелев приказал спешиться и занять круговую оборону. Вдруг из-за одной из стен вылетел плотный клуб белого дыма, раздалось что-то в роде пушечного выстрела, со свистом и визгом, потрясая воздух, пронеслось ядро и шлепнулось на противоположной стороне, в толпе хивинских же всадников.
— Ловко! — произнес стоявший недалеко от Алиханова есаул. — Жаль, что у них мало этих пукалок; они бы этак скорее перебили друг друга…
Перестрелка продолжилась. Ожесточенные крики «аламан! аламан!», наполнявшие воздух, раздавались все ближе и ближе. Пули визжали со всех сторон. Пролетели еще два-три ядра. Внезапно хивинцы обнажили сабли и лавой хлынули на поляну но встреченные градом пуль, отступили. Пушечные выстрелы, сослужили добрую службу для отряда Скобелева. Услышав их, в лагере подняли тревогу и на помощь попавшим в засаду двинулась вся кавалерия.
Все завершилось благополучно. А вечером, после доклада Ломакину, Скобелев зашел к Алиханову.
— А лихое было дело сегодня! — произнес он с довольной улыбкой. — Кстати, мой Мишка собирается дать сегодня генеральный шашлык… Поедемте.
На следующий день, около 12 часов Веревкин отдал приказ двигаться на Хиву, приказав Скобелеву находиться со своим отрядом в арьегарде, а впереди шла пехота. На всем протяжении пути туркмены продолжали наседать со всех сторон. Тем не менее, войска отбивая наскоки противника шли вперед в приподнятом настроении, будто на праздник, предчувствуя скорое окончание похода.
Дорога по прежнему пролегала, между садами и кишлаками, через канавы и арыки. Она то расширялась, пробегая по небольшим полям, то снова извивалась, стиснутая дувалами — глиняными стенами.
Стены Хивы уже замаячили вдалеке, когда внезапно дорога сузилась, позволяя проходить лишь узкой колонной, движение застопорилось и вдруг впереди послышались ружейные выстрелы, завизжали пушечные ядра, одно за другим пролетая над головами скобелевского отряда. Киргизы, состоявшие в свите полковника Ломакина, соскочили с лошадей и спрятались под воротами соседнего кишлака. Что делалось впереди — никто не знал. Алиханов не выдержал, подъехал к Ломакину и попросив разрешения, поскакал вперед. Через минуту он уже вынесся на открытое пространство и очутился около моста, переброшенного через большой канал Палван-Ата, пересекавший дорогу. По ту сторону, на дороге стояли два брошенных хивинских орудия, а несколько правее их, за глиняною стенкой, сосредоточились две Апшеронские роты. За каналом дорога скатывалась вниз, и упиралась в хивинскую крепостную ограду, которая дымилась от выстрелов засевших за ней хивинцев. Оказалось, что шедшие во главе войск апшеронцы приближаясь к каналу, неожиданно наткнулись на неприятельскую батарею. Не раздумывая рота во главе с капитаном Бекмурзы Бекузаровым, под громовое Ура бросились на противника. Атака была стремительной, хивинцы застигнутые врасплох побросали орудия и отступили к крепости. Однако, очутившись на открытой местности апшеронцы попали под сильный огонь с крепостных стен и укрылись за ближайшей глиняной стеной. В таком положении и застал их Алиханов. Неожиданно недалеко от себя он услышал громкий голос окликавший его по фамилии. Оглянувшись Максуд-бек увидел начальника штаба Оренбургского отряда полковника Саранчова. Тот сидел по другую сторону канала, укрываясь за той же глиняной стеной, что и апшеронцы, только на противоположной стороне.
— Скачите, пожалуйста, к генералу, — произнес Саранчов, — и передайте, что здесь можно поставить орудия.
Алиханов повернул коня и поскакал обратно. Навстречу ему продвигалась пехота, поднимая такую тучу пыли, что в трёх шагах солдаты исчезали словно призраки. Позади пехоты весь серо-жёлтый от той же пыли ехал генерал Веревкин.
Выслушав доклад, он приказал начальнику артиллерии, полковнику Константиновичу, послать вперед дивизион конной батареи, а Алиханову — вести этот дивизион к месту боя. Уже через несколько минут орудия стояли перед мостом на Палван-Ате и громили городскую ограду.
После первых же выстрелов к мосту подъехал Веревкин и тут же неприятельское ядро пролетело через его голову. Но откуда стреляли неизвестно. Решили, что стреляет пушка, которую успели оттащить хивинцы, и она стоит перед городскими воротами, прямо против наступающих войск.
— Ваше превосходительство, позвольте мне взять это орудие, — невольно вырвалось у Алиханова.
— Возьмите! — ответил Веревкин и указал на подходившую Ширванскую роту.
При этих словах Максуд-бека охватила какая-то необыкновенная эйфория и соскочив с лошади он бросился к ширванцам и с криком ура, устремился в атаку. Ура! ура!! подхватили “белые рубашки”[4] и хлынули за командиром.
Пули летели на атакующих дождём, солдаты падали один за другим, но отряд продолжал наступление. Вскоре Максуд-бек с ширванцами оказался на кладбище, где уже залегли апшеронцы. Прямо напротив, жёлтой громадой возвышалась Хивинская крепость с двумя полукруглыми башнями по сторонам. Ворот видно не было, только сплошная стена и узкие бойницы по периметру. Едва отряд Алиханова остановился, как в одной из бойниц блеснул огонек, грянул выстрел и ряд соседних бойниц скрылись в облаке белесоватого дыма. Еще выстрел. Ещё.
Ах! — раздалось за спиной Максуд-бека чье-то громкое восклицание.
Быстро обернувшись назад, Алиханов увидел пред собой на капитана Бекузарова. Он стоял с саблей в руке возле входа в медресе Бек-Нияза. За дверьми, внутри медресе, внезапно появился туркмен в огромной бараньей шапке, и кривым клинком сверкнувшим как молния над головой капитана. Еще миг, и тот был бы зарублен, но, к счастью враг со всего размаха хватил саблей о притолоку двери. Алиханова обдало мелкой глиной и он почти инстинктивно спустил курок револьвера. Раздался выстрел, сабля выпала из рук туркмена. Схватившись за левый бок он крикнул «аман!»[5].
— Вот тебе «аман!» — произнес совершенно безсознательно Максуд-бек и, выстрелил вторично. Впоследствии он страшно сожалел об этом. В своих воспоминаниях Алиханов писал: “Теперь мне тяжело и вспоминать это. Но в то время, опьяняющий запах пороха, огоньки неприятельеских выстрелов, в нескольких шагах от нас и кровь своих привели меня в такое остервенение, о котором раньше я не имел и понятия. Туркмен покачнулся, сделал шага два назад и грохнулся на пол. Я вскочил за ним в медресе, а за мной капитан и десятка два солдат. Но в момент, когда я заносил ногу на ступеньку пред его дверьми, я почувствовал как будто кто стегнул меня бичом по голой икре правой ноги и точно ударил палкой около чашки левой. В первую минуту я не сознавал происшедшего со мною и, остановившись возле трупа туркмена, невольно прислонился к стене, чтобы только перевести дух, так как с непривычки задыхался от сильного бега”[6].
Наступила передышка и к раненому подбежал князь Меликов.
— Чёрт знает куда наши попали! — торопливо воскликнул князь, — Меня прислали с приказанием отступить отсюда. Что вы здесь делаете?
— Право не знаю. — отвечал Алиханов, — Я, кажется, ранен в ноги.
— Где? Покажите. Ого, у вас три пули в ноге. Пойдемте, пойдемте… пока вы в состоянии ходить.
Раненый Максуд-бек попробовал двинуться за ним, но тут же остановился, боль была страшная. Сильно прихрамывая и опираясь на шашку, он начал медленно продвигаться, вышел из медресе и сделал несколько шагов по дороге. Его сразу подхватили солдаты и под градом пуль сумели отнести на безопасное расстояние, откуда вскоре Алиханова перевезли в походный лазарет.
В дальнейших боевых действиях в этом походе Максуд-беку, несмотря на его страстное желание, участвовать не пришлось.
Но, он был ещё молод и впереди его ожидали новые свершения.
В.ФЕТИСОВ
Продолжение следует
На заставке: Иллюстрация из книги Н. И. Гродекова “Хивинский поход”, СПб, 1899 г.
[1] Хуго Штумм, впоследствии барон фон Штумм, единственный иностранный офицер, принимавший
участие в Хивинском походе 1873 г., автор ряда работ, посвященных данному важному событию в
истории Российской империи.
[2] Здесь Штумм ошибается, на самом деле в течение пяти дней.
[3] Гродеков Н. И. Хивинский поход. СПб, 1899.
[4] Так называли туркестанские войска за белый цвет мундиров.
[5] Пощади.
[6] Алиханов-Аварский. Поход в Хиву. СПб, 1899
Невероятная экспрессия описываемых событий!!! У меня колотиться сердце…. Блестящий текст автора ! Спасибо, Володя!