Глава вторая
— Смотрите, нельзя терять теперь ни одного часа, — напутствовал Алиханова князь Святополк-Мирский — отряд выступает из Киндерли 2 апреля. Осталось, следовательно, 5 дней, и за это время вы должны перебраться через Кавказский хребет и переплыть море, то есть преодолеть тысячу с лишним верст, иначе рискуете опоздать.
— Я не потеряю, ваше сиятельство, ни одной минуты; выеду сегодня же, через несколько часов, и буду лететь днем и ночью.
Сказано, сделано. Преодолев горы, не теряя времени на отдых Алиханов успел на последний пароход отчаливший от Петровска[1] в полдень 10 апреля 1873 года. Переход через Каспий оказался не из приятных, из-за сильного шторма, но вот, наконец показался Киндерлинский залив и морская часть путешествия вскоре закончилась. Глазам пассажиров предстала безотрадная картина: песчаный берег, клином врезавшийся в море, на берегу опрокинутая лодка, жалкая, покосившаяся кибитка рыболова-туркмена и вдали, ползущие по раскалённому песку тени двух тощих верблюдов. Берег приближался, все яснее вырисовывались копошащиеся словно муравьи люди в военных одеждах, тянущиеся в ряд холщовые палатки, и вот шхуна “Тамара”, бросает якорь в сотне метров от импровизированной пристани, недавно построенной саперами.
Началась выгрузка. Ящики со снарядами, орудия, лошади перехваченные канатами, ежеминутно высоко взвивались над палубой и медленно опускались в лодки. Вскочив в одну из них, Алиханов отправился к берегу.
“Бог мой, — думал Максуд-бек, оглядывая раскинувшийся перед ним военный лагерь, — ведь прошел только месяц, как было принято решение о формировании нашего отряда, когда же успели перебросить сюда всю эту груду вещей?” И действительно на огромном пространстве у самого берега возвышались целые горы всевозможного провианта, спрессованного сена, дров, бочек, тянулись длинные ряды палаток с рядами составленных возле них ружей. Грозно стояли обращенные в поле орудия, ракетные станки, коновязи с сотнями лошадей и окружающие лагерь огромные табуны верблюдов. Грандиозное зрелище.
Но, пока наш герой любуется этим военным пейзажем и устраивается в своём подразделении, отвлечёмся любезный читатель, и расскажем какова же была причина этого военного похода.
После вступления в должность генерал-губернатора Туркестана Кауфмана им были подписаны мирные договора с Кокандом и Бухарой. Оставалось одно недружественное России государство – Хивинское ханство. Константин Петрович отправляет правителю Хивы Мухаммед-Рахиму письмо в котором предлагает установить мирные отношения, наладить торговые связи и отказаться от набегов на русские поселения. Ответ хана был дерзок. В письме, подписанном даже не самим ханом, а его кушбеги (первым министром), в непростительно развязном тоне предлагалось не лезть в дела ханства.
Дерзость Мухаммед-Рахима объяснялась, по-видимому, тем, что Хорезмский оазис был отделён от российских владений сотнями километров непроходимых пустынь, и предыдущие попытки наказать Хиву всегда заканчивались неудачей.
Осенью 1869 года Константин Петрович пишет новое, более жёсткое письмо в котором, напомнив о судьбе Коканда и Бухары, пригрозил военным вторжением в Хиву. На это письмо хивинский хан не только не ответил, но ещё и бросил в тюрьму доставившего его курьера. После этого туркестанский генерал губернатор окончательно склонился к военному решению. Однако Петербург в этом вопросе был более осторожен. Директор Азиатского департамента МИДа Стремоухов[2], в письме Кауфману подчёркивал: «Я полагал бы вооружиться терпением и дать обстоятельствам более обрисоваться, но ни в каком случае не думать о походе на Хиву и покуда не начинать с нею дипломатических сношений. Я убежден, что неминуемо, рано или поздно, хан пришлет к вам посольство для объяснений»[3]. Хива была головной болью и для оренбургского генерал-губернатора Крыжановского[4]. В конце 1869 года он отправил в Петербург подлинники посланий хана Хивы, которые распространялись среди казахов Уральской области. В них хан подстрекал к вооружённым выступлениям против русских властей и в случае отказа грозил истребить казахские стойбища. Оренбургский генерал-губернатор также полагал, что без карательной экспедиции не обойтись.
В июне 1869 года Кауфман отправляет военному министру два письма с предложением основать в Красноводском заливе Каспийского моря русское укрепление. Константин Петрович справедливо полагал, что это может оказать существенное давление на Хиву. В Петербурге же вновь призывали к терпению. «Из вашего письма я вижу, что вы смотрите на Красноводск, как на средство, облегчающее военную экспедицию в Хиву. Наше министерство и вообще правительство смотрит на него иначе, а именно, как на новые ворота для нашей торговли, и, в крайнем случае, как на благотворную угрозу или внушение Хиве. Нам было бы желательно, чтобы посредством этого пункта широко развилась торговля, которая своею выгодностью докажет Хиве пользу добрых к нам отношений, а в то же время хан поймет, что и до него добраться теперь уже сравнительно легко»[5], — пишет Стремоухов туркестанскому генерал-губернатору. Проект, тем не менее, был одобрен и в ноябре 1869 года небольшой военный отряд под командованием полковника Столетова[6] высадился на пустынном побережье Муравьёвской бухты Красноводского залива. Здесь, на месте древнего колодца Шагадам, и было основано укрепление Красноводск.
После этого Кауфман вновь отправляет письмо в Хиву, требуя безопасности русско-хивинской торговли, допуска русских купцов в ханство, а также прекращения вмешательства в дела казахских племён. И вновь ответа не последовало. Более того Мухамед Рахим стал активно готовиться к войне. В самой Хиве соорудили оборонительную башню с 20 пушками, чтобы не допустить прохода русских кораблей перегородили главный фарватер Аму-Дарьи и построили новые укрепления Джан-Кала и Кара-Томак.
Константин Петрович был опытным государственным деятелем и умел ждать. Поэтому последовал совету Стремоухова “вооружиться терпением и дать обстоятельствам более обрисоваться”. Более того не посчитал для себя унижением вступить в переписку с диван-беги (министром иностранных дел) Хивы всё с теми же предложениями, на которые вновь последовал дерзкий ответ.
Военный историк М. А. Терентьев[7] писал впоследствии: “Видя из тона письма, что обаяние Красноводского отряда уже ослабло и что наша настойчивость и угрозы без поддержки их вооружённою рукой ничего не стоят в глазах хивинцев, генерал Кауфман представил военному министру свои соображения относительно совместных действий против Хивы со стороны Туркестана и Кавказа, чтобы решительным ударом низвести Хиву с того пьедестала, на котором она стоит, кичась своей недоступностью и нашими прежними неудачными попытками вразумить её”[8].
Отношения с Хивой продолжали оставаться напряженными, но политика в отношении Хивы еще не была определена окончательно ни в Петербурге, ни в Ташкенте.
В это время шли напряжённые русско-английские переговоры по разделу сфер влияния в Азии и русским дипломатам было предписано проявлять максимальную сдержанность и мягкость. В этих условиях поход в Хиву имел бы весьма печальные последствия для русской внешней политики.
Но переговоры переговорами, а работа по подготовке к усмирению Хивы не прекращалась. В течение трёх лет шла активная переписка между царским наместником на Кавказе Великим Князем Михаилом Николаевичем, оренбургским и туркестанским генерал-губернаторами и петербургскими министерствами. В письме к военному министру Кауфман писал о необходимости поставить Хиву “в положение от нас вполне зависимое и тем самым положить прочное основание нашему полному господству в Средней Азии”[9].
В начале декабря 1872 года, в Петербурге состоялось Особое совещание, в котором приняли участие руководители министерств, Оренбургский и Туркестанский генерал-губернаторы, наместник Кавказа и Александр II. В результате план Хивинской экспедиции был Императором утверждён. Напутствуя Кауфмана, на которого было возложено командование, Александр II сказал: ”Возьми мне Хиву, Константин Петрович”.
Планом предусматривалось наступление силами трёх округов: Кавказского с запада, Оренбургского с севера и Туркестанского с востока. К 1 мая 1873 года все три отряда должны были подойти к стенам Хивы.
Вот чередой каких событий был обязан ротмистр Алиханов, своим появлением в составе отряда отправлявшегося покорять Хиву.
В. ФЕТИСОВ
Продолжение следует
На заставке: Военный лагерь на берегу Киндерлийского залива. Рисунок Алиханова-Аварского из его книги “Поход на Хиву”
[1] Ныне г. Махачкала.
[2] Стремоухов (Пётр Николаевич 1823—1885) — русский дипломат и государственный деятель, директор Азиатского департамента. С 27 ноября 1861 года — действительный статский советник, с 1 января 1866 года — тайный советник.
[3] Семенов А. Покоритель и устроитель Туркестанского края генерал-адъютант К. П. фон Кауфман 1-й / / Кауфманский сборник. М., 1910.
[4] Крыжановский Николай Андреевич (1818 —1888) — русский генерал от артиллерии, участник Крымской войны, обороны Севастополя и Туркестанских походов, Оренбургский генерал-губернатор.
[5] Семенов А. Указан. сочинение.
[6] Столетов Николай Григорьевич (1831 —1912) — российский военачальник, командующий болгарским ополчением в русско-турецкой войне 1877—78 гг., генерал от инфантерии (1898), учёный-географ. Видный участник «Большой игры».
[7] Терентьев Михаил Африканович (1837—1909) — генерал-лейтенант, военный востоковед и историк, лингвист, юрист.
[8] Терентьев М. А. Хивинские походы русской армии. М; Вече, 2010 г.
[9] Попов А.А. Из истории завоевания Средней Азии // Исторические записки. 1940. № 9.
