Надежда КРИКУН. Мои встречи с Фаиной Раневской. Продолжение

Начало: https://nuzuz.ru/kolumnisty/1275013-nadezhda-krikun-moi-vstrechi-s-fainoj-ranevskoj.html

В Ташкенте мне не раз доводилось видеть Фаи­ну Георгиевну идущей то по Пушкинской улице, то по улице Энгельса… Там, в помещении ОДО, был размещен эвакуированный из Москвы театр Рево­люции, на сцене которого Фаина Георгиевна рабо­тала.

Нередко, узнав в ней героиню очень известного фильма «Подкидыш», взрослые с улыбкой огляды­вались ей вслед, а дети кричали: «Муля, не нерви­руй меня!». Потом Раневская не раз досадовала на ту сверхпопулярность, что принес ей неимоверный зрительский успех фильма «Подкидыш».

Когда мы сдружились, Фаина Георгиевна сказала мне, что фильм этот она не любит… Она говорила, что, когда ей прислали сценарий этой картины с предложением сняться в роли Ляли, она была очень огорчена его примитивностью. Тогда ее ста­ли очень, очень просить… И она согласилась, толь­ко при условии, что текст роли будет идти от нее, импровизационно. Так появилась сцена около ки­оска с игрушками, реплика у ларька с газированной водой: «Пены, пены меньше!», «Муля, мы расхо­димся, я завтра еду к маме!» и, конечно же, знаме­нитое «Муля, не нервируй меня!..».

Как бы там ни было, а роль эта принесла Фаине Георгиевне общесоюзную славу и популярность. Она стала любимицей миллионов зрителей, и не только из-за доброго юмора ее импровизаций, но и из-за того, что было за ним, – неизбывной жажды материнства, лейтмотивом проходившей через весь комедийный строй роли.

Дар импровизации был одной из граней ее ак­терского таланта – вспомните мачеху в фильме «Золушка». Стихия шварцевской драматургии была сродни духовному миру Раневской. К тому же ря­дом в роли короля снимался один из ее любимейших актеров и друзей Эраст Павлович Га­рин, столь близкий Фаине Георгиевне по самой сути своего творчества, и в этом фильме особенно была ощутима их «единокровность».

А фильм «Весна»… Роль домоправительницы Маргариты Львовны – это один из шедевров им­провизации Раневской… Она владела стихией сме­ха, в ней было много от клоунады, того великого скоморошьего шутовства, которое в отдельных ак­терских дарованиях проявляло себя как генетиче­ское наследие, как народная театральная традиция. Вспомните ее кульбит, двойное сальто через голо­ву, по лестничным ступеням. А фразы – стотысячекратно повторенные зрителями, ставшие на мно­го лет присловьями: «Красота – это страшная си­ла!», «Возьму с собой «Идиота», чтоб не скучать в троллейбусе…»

Но надо сказать, что к успеху в комедийных фильмах Фаина Георгиевна относилась с грустной иронией: в жизни все порой выглядело далеко не комично…

В одном из писем она писала мне – это было в апре­ле 1951 года, когда я уже работала в Ташкенте, в ТТХИ имени А. Островского:

«Надюша, ваша подруга по возвращении из сана­тория ночью «давала дуба». Она подползла на ка­рачках к телефону, набрала номер, пискнула: «Я умираю, пришлите “скорую помощь”…» К счастью, я не забыла назвать свою фамилию.

Надо думать, что телефонная барышня облада­ла добрым сердцем и любила кинофильм «Под­кидыш»… Через несколько минут у меня была «скорая помощь», насмерть перепуганная отсутствием пульса во всех конечностях. Из последних сил я успокаивала «скорую». Когда у них перестали трястись руки, они сделали мне огромное коли­чество уколов, я слегка очухалась, воскресла из мертвых, чему очень обрадовалась. Теперь лежу в больнице».

Тяга к импровизации была в ней непреодолима, как была непреодолима потребность в творчестве вообще. Когда бывали у актрисы досадные ра­бочие простои, она буквально не находила себе места, неизрасходованное вдохновение, накопив­шиеся творческие силы вырывались наружу десят­ками актерских – да каких! – этюдов, зарисовок, сцен, которые с восторгом смотрели друзья и зна­комые. В короткое время перед ними в изображе­нии Фаины Георгиевны проходили десятки лю­дей: жадные, злобные старухи, спекулянтки, аристократки из «бывших», героини Шолом-Алейхема, Дон Кихот, Санчо Панса…

Однажды она сказала – то ли печалясь, то ли радуясь: «Знаете, мне все время хочется что-то до­бавить к роли от себя… Но когда имеешь дело с живыми авторами, тут можно столковаться… А ког­да это Чехов?». Это, видимо, были размышления вслух после только что пережитого соблазна. Вместе с Осипом Наумовичем Абдуловым она при­няла участие в ряде концертов, где они играли короткие рассказы Чехова. На сцене во время дейст­вия Фаину Георгиевну постоянно настигало жела­ние что-то добавить к тексту от себя. Она приходи­ла в ужас, так как часто оно было непреодолимо. (Впрочем, в фильме «Человек в футляре», где она играла жену директора гимназии, она себе это все же позволила – помните импровизацию на пиани­но одним пальцем? Или восклицание: «Я никогда не была красива, но всегда была чертовски мила!». Блистательно. Запоминается на всю жизнь… Ду­мается, что Антон Павлович Чехов принял бы это. Ведь все, что в роли было сделано, сказано Ранев­ской, лежит в самой природе чеховского юмора, сродни его стилю, сродни его улыбчивой печали.)

…Иногда она сетовала на судьбу. Фаина Георги­евна, человек высокого интеллекта, может быть, как редко иной из нас, ощущала трагизм жизни, трагическое начало бытия. И тогда она, с глазами, полными слез, иногда срываясь на крик, говорила: «Как они этого не понимают… Я ведь трагическая актриса. Трагическая… Нельзя же этим пренебре­гать…».

Это понял кинорежиссер Михаил Ильич Ромм, и она его за это боготворила. В его фильме «Меч­та» она создала трагический образ матери, страст­но любившей, но не понявшей, а потому потеряв­шей своего единственного сына. Это была любимая работа Фаины Георгиевны на экране.

А на сцене она потрясала трагическим образом Берди в пьесе Лилиан Хеллман «Лисички». Она появлялась на сцене в белом платье, но зритель понимал, что это не символ праздника… Вся ее фигура говорила о том, что ее давно уже сломала и растоптала хищная семья Хаббардов. Глаза Бер­ди – Раневской были добры и печальны, вся она являла собой горькое осознание своей судьбы. В ее опущенной руке была бутылка рома – это един­ственное, на что не посягнули Хаббарды. И еще на музыку, на любимого Берди Шопена – ибо здесь он никому не был нужен…

В Ташкент Фаина Георгиевна приехала в 1941-м году вместе с творческим коллективом театра име­ни Революции, на сцене которого она в ту пору ра­ботала.

Кроме участия в спектаклях, концертах, Фаина Георгиевна через год снялась в фильме ре­жиссера Л. Лукова «Александр Пархоменко». В од­ном из эпизодов фильма она изображала тапершу, игравшую на видавшем виды «простуженном» роя­ле «мелодии с надрывом». Все происходило в ка­ком-то прокуренном, смрадном ресторанчике, где коротали вечера «бывшие». У таперши – Раневской было скорбное лицо. Она была экзальтированна и… голодна. В паузах, не меняя выражения безысход­ной скорби, она торопливо заглатывала добытые остатки какой-то снеди…

Впоследствии Фаина Георгиевна вспоминала Ташкент, работу на киностудии, концерты в госпи­талях. Часто своим низким голосом напевала при этом: «Ты ждешь, Лизавета, от друга привета…» – песню-воспоминание из фильма «Александр Пар­хоменко» о прожитом и пережитом.

На первом фото – Раневская в фильме «Подкидыш».

Публикацию подготовила Лейла Шахназарова.

Окончание следует.