— Вы мне не родители! Хожу в обносках, за душой ни копейки, а вы тут мне о каком-то уважении твердите. Вон посмотрите, как мои одноклассники одеваются, на каких иномарках гоняют, в каких кафе зависают. А я что, хуже других? Да?
Вадим озлобленно сверкнул глазами и его красивое лицо скривила презрительная усмешка. Наглый подросток, привыкший обильно и вкусно есть, сладко спать, модно и дорого одеваться, мотаться по городу на купленной родителями иномарке, нервно поправил на шее тщательно отутюженный воротничок рубашки и резко развернувшись, горделиво вскинув голову, вышел из дома, сильно хлопнув дверью.
Родители — Анатолий Сергеевич и Эльвира Васильевна удрученно посмотрели друг на друга, в очередной раз столкнувшись с оголтелым хамством и эгоизмом единственного сыночка, которого всю жизнь холили лелеяли и буквально сдували с него пылинки.
— Ну вот нам и закономерный результат – вздохнул проректор одного из городских институтов, профессор Анатолий Калугин. Он стыдливо посмотрел на супругу и опустошенно опустившись на кресло, вытянул из пачки сигарету. Повертев ее в заметно трясущихся пальцах, он отложил ее в сторону, а потом, все же щелкнув зажигалкой, закурил, выпустив сизую струйку дыма. Эльвира Васильевна села рядом и смахнула слезу, крошечной капелькой, катившуюся по щеке. Несмотря на чувствительную натуру и ранимость души она все же умела в какой-то степени сдерживать свои чувства, хотя — это был совсем не тот случай.
Немало пережившие на своем веку, эти добрые и честные люди, получали теперь свою долю «справедливости» от холенного и напыщенного сыночка в воспитании, которого сами того не желая сделали чудовищную ошибку. Ты самый красивый, ты самый лучший, ты у нас самый, самый любимый и небесами хранимый! Все в этой жизни у тебя будет получаться лучше всех, и ты это знаешь, сыночек наш дорогой.
Похвалы, ласка, внимание, искренняя родительская любовь, а когда он повзрослел и потакание всем его прихотям, молчаливое согласие с капризами, истерическими выходками, за которыми, как правило, следовали оскорбления, сделали великовозрастного бездельника настоящим домашним тираном, повелевающим родителями будто тряпичными марионетками. Хочешь милый сыночек машину, вот тебе пожалуйста иномарочка. Ну, что ты так хмуришь брови, ненаглядный ты наш? Потерпи немножко, пожалуйста, папа скоро тебе красавца, огромный внедорожник возьмет. На карманные расходы деньги? Нет никаких проблем миленький — вот держи триста долларов иди — повеселись с друзьями. Что мало? Ладно, вот еще двести. Только не обижайся. Ты не поздно сегодня? К утру придешь? Но… Хорошо, хорошо не нервничай ты так. Но хотя бы звони, не забывай. Мы же с отцом волнуемся. Ты ведь у нас один. Береги себя милый…
Однажды они, потерявшие надежду иметь детей, отчаялись и разуверились том, что когда-нибудь смогут иметь полноценную семью. Обивали они и пороги кабинетов самых лучших докторов, ходили и к народным целителям, и ко всяким там гадалкам — да все попусту. Только денег уйму потратили, да время драгоценное потеряли. Все было зря. Забросили они все эти старания, да никчемные бесплодные во всех отношениях попытки и, в отчаянии, махнули на все это рукой. Друг друга хотя бы не потеряли, не утратили веру в любовь и уважение, не стали чужими и холодными. Быть может в такие моменты, когда человек хотя и отчаявшись, но не ожесточившись сердцем остается один на один со своей судьбой, она эта самая судьба начинает слышать его и слушать…
Смилостивилась судьба над ними и уже в зрелом возрасте послала дитя словно в награду за терпение и умение любить всем сердцем…
…-Кто же из него вырастет, а жена? Кто?
Калугин затушил окурок в пепельнице и поднял голову. За последние годы жена заметно изменилась. Не то чтобы постарела. Эльвира, как и прежде прекрасна, но…
В глазах притаилась грусть, словно поникшая ветка ивы, в безрадостном и вечном ожидании склонившаяся над водной гладью.
-Не знаю Толя…
А только хочу сказать растет из него не тот мальчик, о котором мы с тобой мечтали. Эгоист и себялюбец, который ни во что нас не ставит и знаешь…
Эльвира Васильевна посмотрела в глаза мужу и горько вздохнула:
-Погубит он нас в один из дней, помяни мое слово…
Профессор Калугин отвел взгляд и покачав головой взял жену за руку:
— Некого винить в этом, сами мы виноваты. Потакали Вадику во всем и воспитания никакого не дали, только угождали потому, что единственный и долгожданный ребенок. А он подонок и воспользовался. Теперь от соседей и родных стыдно. Попросил позавчера машину мою помыть, а он отмахнулся от меня, как от попрошайки назойливого, да еще лицо скривил, будто я на его шее сижу. Что же это такое жена? Эх-х…
…Не машина мчалась по дороге, а дорога летела под колесами. Прерывистые линии дорожной разметки слились в одну сплошную белую полосу, которая белой стрелой уносилась в прошлую секунду. Музыка, орущая из мощных динамиков, перекрывала натужный рев двигателя, и водители провожали изумленными взглядами резко петлявшую между рядами белоснежную, сверкавшую полировкой, иномарку водитель, которой или сумасшедший, или пьян до одурения. Вадим вдавил педаль акселератора до упора, и на спидометре скорость вырвалась далеко за сотенную отметку.
-Ну что Антоха, я тебе уже пятый раз звоню! Зачем тебе мобильник, если ты не на связи! Что? В машине оставил? Ха! Ну ладно, давай встретимся, как договорились в кафе. Родители штуку баксов дали, так что оторвемся на полную катушку. Много дают? А куда они денутся — я ведь у них единственный, опора и надежда, так сказать. Да и мне собственно все равно, как они эти деньги зарабатывают, самое главное — для меня…
Вадик бросил телефон на пассажирское сидение и сделав лихой поворот, едва не впечатавшись в бок микроавтобуса, шарахнувшегося от него, как от прокаженного. Самоуверенный юнец ухмыльнулся и, не обращая внимания на «красный» светофор, вылетел на перекресток. В мгновение последовал страшный удар, что-то налетело на капот, потом гулко перекатилось через лобовое стекло на крышу. Вадим закричал от страха, судорожно нажав на тормоза и его авто закрутило волчком…
… «Скорая», сверкая проблесковыми маячками, подъехала к месту происшествия и заглушила пронзительно звучащую сирену. На перекрестке и за его пределами уже собралась огромная куча зевак. Многие изобразив на лице некую сосредоточенность и показное сочувствие, увлеченно снимали на мобильники белую машину, стоящую поперек дороги с исковерканным капотом и разбитым лобовым стеклом. Рядом на «зебре» неподвижно лежала молодая женщина. Ее рука сжимала ладошку крохотной девочки… Толпа зевак колыхалась, слышались сигналы автомобилей, осторожно объезжавших это страшное место и всем, казалось, что духоту жаркого летнего дня застила какая-то зловещая пелена, нависшая над перекрестком.
Вадим вывалился из салона и шатаясь из стороны в сторону, словно пьяный, побрел по дороге, ничего не разбирая перед собой. Наткнувшись на тела, он словно прозрел. С душераздирающим криком, он отпрянул назад, споткнулся о бетонный бордюр и упав на дорогу, забился в истерике, брызжа слюной, стал колотить себя кулаком по голове. Потом вдруг замолк и оттолкнув чью-то руку, выхватил из кармана телефон:
-Алло, алло! Папа папочка дорогой! Папа-а-а! Помоги папа! Папа помоги, вытащи меня, прошу, ты слышишь меня, помоги-и-и…
Георгий АСИН
