Пути и лабиринты «джентльменского» детектива
В защиту детективного жанра я бы добавил,
что он не нуждается в защите.
Хорхе Луис Борхес
…Кстати, а вот любопытно: почему все-таки детективу, этому, должно быть, самому увлекательному из всех видов чтения, так часто нужно оправдываться, доказывая, что он – тоже литература?
Может быть, потому, что этот жанр уже сам по себе представляет собой некую загадку, не менее головоломную, чем многие из самых изощренных его сюжетов. Вот, например: мы слышали о детективе-расследовании, детективе – шахматной задаче, детективе-кроссворде, детективе-лабиринте. Знакомы нам криминальный роман, полицейский роман, «черный» роман, шпионский роман… За каждым из этих заманчивых, интригующих определений – направление, выделившееся в жанре за полтораста лет его, хочется сказать, необузданного развития. И при этом – довольно размытые критерии отличия одного из этих направлений от другого и их обоих – от третьего и четвертого… Самые разные теоретики детектива в исследованиях его родословной единодушны, пожалуй, лишь в одном – в дате рождения: 1841-й. Год появления самого первого произведения детективного жанра – «Убийства на улице Морг» великого Эдгара По! Этого, по сути, полного учебника детективной теории и практики. (Настолько, что, по замечанию А.И. Куприна, в этот рассказ, «как в шкатулку, вмещается весь Шерлок Холмс с его дедуктивным методом»).
Что же касается классификации, течений, видов и подвидов, – честно говоря, во всем, что касается этого условнейшего из жанров, все критерии отдают шаманством. Вот, например, по каким принципам составлялись много десятилетий детективные антологии. «Двадцать пять железнодорожных рассказов» – где действие происходит только на железной дороге. Подборки о женщинах-детективах, детях-детективах и даже собаках-детективах. Знаменитый трехтомник, составленный Дороти Сэйерс, представляет «литературу тайны, ужаса и дедукции» 30–40-х годов. «Сто выдающихся детективных рассказов» Эллери Куина, посвященные первому столетию после рождения жанра, выбраны исключительно по личному вкусу составителя и порой вызывают у читателя сомнение в справедливости эпитета «выдающиеся»… Не говоря уже о бесчисленных сборниках, объединяющих, по таинственным соображениям, Жоржа Сименона, Яна Флеминга и, к примеру, Ганну Прошкову… По-видимому, право на собственную классификацию – одна из скромных привилегий составителя. (Вот почему и я – так, признаться, и не уяснив для себя окончательно различие детектива-кроссворда от детектива-лабиринта, – позволила себе дать собственное определение тому виду детективного жанра, о котором хочу рассказать, и назвала его «джентльменским детективом»…)
Тем не менее, можно с уверенностью говорить о том, что в двадцатом веке в развитии жанра выделились три главные ветви: это детектив интеллектуальный, романтический и сенсационный. С разными модификациями, они все же остаются неоспоримыми со времен шевалье Дюпена, дедушки всех сыщиков – любителей и профессионалов.
И первым из этих трех мощных русел, по которым хлынул новорожденный жанр и которым дал начало живительный источник на улице Морг, был детектив интеллектуальный.
…Когда-то С.С. Ван Дайн назвал слово «убийство» самым энергичным в английском языке, в котором нет другого более «драматичного, захватывающего, императивного». Но еще в 1827 году англичанин де Куинси, автор «Курильщика опиума», написал довольно странный очерк о… художественном аспекте убийства. «Люди начинают замечать, – писал он, – что для разработки убийства мало двух олухов, один из которых хочет, а другой дает себя убить, недостаточно ножа, кошелька и плохо освещенного переулка. Для подобного предприятия необходимо все: организация дела, свет и тень, поэзия и чувство».
Далее невольный идеолог будущего жанра перечисляет несколько условий «художественного» убийства, подразумевая под ним не безнаказанное преступление без улик, а действие, совершенное с большим вкусом и наиболее подобающим для джентльмена образом.
Прошло несколько десятилетий – и теория такого опоэтизированного преступления воплотилась, – к счастью, только в литературе.
«Как настоящий поэт своего дела, я всегда старался, чтобы преступление гармонировало с определенным временем года или с пейзажем, и подыскивал для него, словно для скульптурной группы, подходящий сад или обрыв. Так, английских сквайров уместнее всего надувать в длинных комнатах, где стены обшиты дубовыми панелями, а богатых евреев, наоборот, лучше оставлять без гроша среди огней и пышных драпировок кафе «Риш»…
Так вот, моим последним преступлением было рождественское преступление, веселое, уютное английское преступление среднего достатка – преступление в духе Чарльза Диккенса…»
Это уже – Честертон, не прямой родитель жанра, но, вместе с Конан Дойлем, – основоположник классического интеллектуального детектива так называемой английской школы. А потому неудивительно, что представляют это течение авторы преимущественно англоязычные. Среди которых, надо заметить, американцы сегодня заметно теснят британцев.
«Золотым веком» детектива холмсовской традиции принято считать первую треть нашего столетия. Пик же его, очевидно, приходится на конец 1920-х годов, когда в Лондоне был создан Детективный клуб под председательством Честертона (позже его сменяли на этом посту Дороти Сэйерс, Агата Кристи, Джулиан Симонз…).
Как всякое солидное учреждение, Клуб немедленно обзавелся Присягой для своих членов, Уставом и своеобразным катехизисом. Им послужили «Десять заповедей детективного романа» Рональда Нокса (кстати, автора единственного в детективной литературе рассказа, где описана смерть от голода) и «Двадцать правил для писания детективных романов» С.С. Ван Дайна.
Первоначально этот последний, американский филолог, вознамерился написать труд по истории жанра, но вместо этого сам сочинил множество детективных романов, отвечающих всем каноническим требованиям, однако с литературной точки зрения совершенно бесцветных. (Созданный им сыщик – эстет-искусствовед Фило Вэнс – «похоже, самый глупый из литературных сыщиков», – считает Реймонд Чандлер, и он прав.)
«Возможно, – сурово замечает автор монографии «Черный роман» Богомил Райнов, – Ван Дайн оказал бы детективному жанру гораздо большую услугу, если бы и вправду написал его историю, вместо того чтобы увеличивать объем его продукции. Впрочем, что касается теории жанра, Ван Дайн внес-таки в нее свой вклад».
Этим вкладом и были «Двадцать правил». Вместе с литературными рецептами преподобного Р. Нокса они действительно, увы, некоторое время служили для авторов-детективистов руководством. Но, объективно говоря, правила эти представляли не путь развития детективного романа, а верное средство его ликвидации. Настоящее оживление жанра в Англии произошло именно после того, как догмы «Двадцати правил», вроде запретов на любой «психологизм», любовную интригу, подземелья и т.д., – были ниспровергнуты.
Хорошо известна история, как нарушила Агата Кристи заповедь «убийца не должен быть рассказчиком» – и создала один из лучших своих романов – «Убийство Роджера Экройда», положив этим начало «разгулу» дерзких нарушений авторами детективов всех остальных заповедей одной за другой.
И все же – без таких чинно-канонических вещей, как «Последнее дело Трента» Эдмунда Бентли или «Дело о шоколадных конфетах» Энтони Беркли, картина развития классического детектива была бы неполна. Как и без наивной, давно «вычисленной» и все же каждый раз заново интригующей «тайны запертой комнаты» (непревзойденный конёк Джона Диксона Карра – «премьер-министра» при «королеве детектива» Агате Кристи).
Но, с другой стороны – ведь в хорошо сделанном детективе тайна связана не с одним лишь вопросом «кто убийца?». У нее есть по меньшей мере шесть ликов, рождающих шесть волнующих вопросов. Здесь и загадка личности жертвы, и путаница с местом, временем и мотивом преступления, и вопрос, выдвигающийся на первый план в наиболее усложненных вещах, к примеру, Эллери Куина, – «Как?».
Несчастных, предназначенных авторами детективов на заклание, пишет автор исследования «Анатомия детектива» Тибор Кестхейи, уже закалывали сосулькой, оставлявшей, вместо орудия убийства, только лужицу воды; выстреленным из винтовки кинжалом; отравленной иглой, царапающей пальцы при нажатии на клавиши рояля; почтовыми марками, смазанными ядовитым клеем…
А какая вереница литературных сыщиков, частных детективов и детективов-любителей, старающихся, по воле своих создателей, перещеголять друг друга чудачествами; самых разнообразных полицейских чинов, терпеливо несущих свою священную повинность – быть глупее сыщика-дилетанта…
И все это – как и право детективной тайны быть абсурдной, а разгадки – искусственной, – неотъемлемые составляющие старого классического детектива.
Лейла ШАХНАЗАРОВА.
Продолжение следует.
