Триумф и трагедия Алексея Куропаткина
Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы
Миссия в Персию 2
В среду, 1 февраля 1895 года, миссия Куропаткина торжественно въехала в Тегеран и в сопровождении Персидской казачьей бригады проехала через весь город. В этот же день посланник русского императора представился шаху во дворце Сепахсалара, а вечером дал обед в своей резиденции. В своём дневнике Алексей Николаевич записал: “Сегодня состоялся весьма торжественный въезд нашего посольства в Тегеран. Весь церемониал, изложенный письменно, был выполнен, и кроме войск, назначенных на церемониале, Шах выслал навстречу мне свою любимую, отборную действительно, Казачью бригаду с батареей. Пропустил её церемониальным маршем. Прошли хорошо. Масса отличных лошадей. Люди сидят браво. Командир бригады полковник Генерального Штаба Косаговский, молодец. Огромного роста, красавец”. Вообще, о пребывании Куропаткина в Персии мы довольно подробно узнаём из двух документов – дневников Косаговского, командира Персидской казачьей бригады, и самого Куропаткина. Скорей всего, к приезду посланника Косаговский имел в отношении него определенное предубеждение, вызванное, очевидно, сторонними мнениями, полученными от недоброжелателей и завистников военного губернатора Закаспийской области. Это видно из дневниковых записей Косаговского, относящихся к начальному периоду пребывания Куропаткина в Тегеране.
Так, в записи от 3 февраля, читаем: “Утром 10 лошадей от бригады под свиту Куропаткина. Торжественное представление Шаху верительных грамот. Мы проводили до ворот дворца. Вечер у Садр-Азама (первый визирь, В. Ф.). Пошлость Куропаткина – в каждом слове, в каждом движении проявляется выскочка из мрàзи (ох уж эти сословные предрассудки, В. Ф.). Его слова: «Юный Император рассматривает Его Величество Шаха как соседа и старинного друга» возмутили до глубины души всех присутствующих, особенно же Садр-Азама и Бюцова (русский посол в Персии, В. Ф.). Впечатление, произведённое как поведением Куропаткина, так равно и всей его свиты, было тяжкое, подавляющее. Назначением такого неподходящего Посла Новый Русский Император на первых же шагах дискредитировал себя”.
Жёстко, не правда ли? Жёстко и несправедливо. Вот как вспоминает этот же эпизод сам Куропаткин: ‘Во время обеда я успел поговорить с Садразамом. Добился обещания принять меры к исправлению Мешедской дороги. Садразам сказал коротенькую речь. О дружбе России и Персии. О высоком покровительстве России. О том, что моя миссия – новый знак расположения России. Провозгласил здоровье Государя. Речь по-персидски переводилась по-французски. Крикнул ура. Музыка играла “Боже, царя храни”. Ответил, сымпровизировав две коротеньких речи: одну за здоровье Шаха, другую, после тоста за моё здоровье, за здоровье Садразама. Говорил, что в письме, мною привезённом, наш Государь называет Шаха своим другом и добрым соседом. Дай Бог ещё много лет царствовать ко благу своих подданных и на поддержание дружбы с Персией. О Садразаме сказал: Здоровье верного слуги своего государя, здоровье точного исполнителя всех предначертаний Его Величества Шаха. Здоровье патриота своей родины. Здоровье человека, так много сделавшего к поддержанию и скреплению дружественных отношений Персии к России. Здоровье нашего благодушного хозяина, Его Светлости Садразама. Затем было выпито здоровье Бюцова, Садразама и здоровье брата Шаха много”. Так почему же эти слова, тем более процитированные из письма императора, “возмутили всех присутствующих”? Более, того, как отмечено в отчёте Куропаткина о поездке, речь его была приготовлена накануне,
совместно с посланником Бюцовым, поэтому она никак не могла возмутить последнего.
Справедливости ради, нужно сказать, что по завершении миссии Куропаткина, отношение к нему Косаговского полностью изменилось. Так, он записал: “В феврале 1895 года приезжал в Тегеран, в качестве Чрезвычайного Посла генерал Куропаткин. Персидская казачья бригада представилась ему в блестящем виде. Но важнее всего, что генерал Куропаткин правильно оценил моё исключительное, неестественно тяжкое положение … и нравственно поддержал меня”. Куропаткин очень высоко оценил значение Персидской казачьей бригады, возглавляемой Косаговским и, в результате, стал активным его сторонником и всемерно поддерживал. В своей докладной записке Алексей Николаевич особо подчеркнул роль бригады и поставил вопрос об ее усилении: “Казачья бригада, — писал он, — командуемая русскими офицерами, дает нам и ныне возможность направлять и руководить до известной степени событиями в Тегеране”.
А прощание Косаговского и Куропаткина 14 февраля, стало по сути прощанием добрых друзей. Как следует из дневника командира казачьей бригады, прощаясь, он обнял посланника и поцеловал, услышав в ответ – “Вы завоевали моё сердце”.
Две недели, проведённые посланником императора в Тегеране, оказались насыщенными и плодотворными. Куропаткин провёл официальные встречи с Шахом, принцами Наибом ас-Салтане и Музаффар ад-Дином, другими сановниками. Осмотрел войска и казармы. “По приказанию шаха, — пишет Куропаткин в дневнике, — сегодня мне на смотр был выведен весь Тегеранский гарнизон. Меня встретил по прибытию верхом сам Шах, Наибус Салтане, он же и военный министр. После приветствия я просил его считать меня в своей свите и дать возможность видеть войска. Он ответил, что сегодня я старший, и что мне будут отдаваться все почести. Действительно, подъехал ко мне с рапортом и затем рядом с сыном Шаха мы начали объезд. Войска стояли на 4-х фасах большой площади. Было выставлено: 7 полков пехоты, 2 батареи пеших, одна горная, милиция, дворцовая стража конная и пешая, бригада казаков с батареей. Общее количество войск было внушительным. Одеты порядочно. … При объезде частей войска Наибус-Салтане называл каждую часть, а командиры её салютовали. Все войска при объезде держали на караул, по-нашему. В строю масса отличных лошадей. Большей частью ротные командиры сидели верхом. Войска были выстроены и выравнены хорошо. Наиболее хорошим был из пехоты в Гвардейском полку, где нам показывали казармы и особенно в личной гвардии Шаха (одна рота). Из конницы хороший вид в Казачьей бригаде, из артиллерии – в Конной батарее. Отлично тоже по наружному виду и прекрасным лошадям выглядели: гулямы Шаха, несколько сот человек…
Артиллерии проходило три батареи: одна медная нарезная, заряжаемая с казны, одна медная нарезная, заряжаемая с дула, одна горная на вьюках… Заезжали Косаговский, Орановский и русские офицеры молодцами. Калибры артиллерии разнообразны. Из гулямов надо половину начать обучать строю. В общем похвалил”.
По окончании визита, глава миссии был награждён персидским “Орденом Льва и Солнца” и получил личные подарки правителя Персии – портрет Шаха, украшенный алмазами и арабского скакуна.
Вернувшись в Россию Куропаткин представил “Всеподданнейший отчёт генерал-лейтенанта Куропаткина о поездке в Тегеран в 1895 году для выполнения, высочайше возложенного на него чрезвычайного поручения”, с которым император ознакомился 30 мая о чём сделал в своём дневнике запись: “Читал с интересом отчёт Куропаткина о его поездке зимою в Персию”.
К этому времени, Алексей Николаевич пришёл к твёрдому убеждению, что время территориальных захватов отошло в прошлое, и на смену военным и политическим методам приходят методы экономические. Здесь его воззрения сошлись с идеями министра финансов Витте. В отчёте, представленном царю, Куропаткин доказывал необходимость утвердиться на прилегающих к границам России рынках. В этой связи он предлагал политику активной экономической экспансии в Персию, её осуществления включая займы и концессии, в качестве важнейших её инструментов. Подчёркивая, что Россия отстаёт от Великобритании, главного противника России, Куропаткин предлагал использовать её как пример в смысле методов деятельности по продвижению и отстаиванию своих интересов.
Политические рекомендации, сделанные начальником Закаспийской области в отчёте, были краткими: “Поддержание преобладающего влияния нашего в Персии и на будущее время является настоятельно необходимым. России важно заботливо охранять целость Персидского государства. Если не для нас, то для детей и внуков наших вся Персия должна войти в сферу русских политических и экономических интересов… Охраняя целость Персии на нашей 2 000-вёрстной границе, Россия не может допустить, чтобы со стороны границ Турции, Афганистана или со стороны Персидского залива последовало занятие той или другой части персидской территории. Равно, мы не можем допустить, чтобы на престоле Персии находилось лицо, не признанное Россией”.
Куропаткин, не ограничился общими словами, в своём отчёте он наметил грандиозную программу распространения российского политического и торгово-промышленного влияния в Персии, которая впоследствии была в той или иной степени реализована русским правительством. Программа включала в себя контроль над политической и военной ситуацией в стране, поощрительные меры для русской торговли, улучшение и прокладку путей сообщения (в частности, железных дорог) под российским контролем “С нашей стороны, – писал Алексей Николаевич, – представляется, по-видимому, необходимым не допускать персидское правительство к разрешению постройки железных дорог в Персии где бы то ни было иначе, как с согласия русского правительства”. Пути эти, по замыслу будущего военного министра, должны были связать Персию с Россией и обеспечить быструю и бесперебойную доставку российских товаров на рынки Персии.
Таким образом миссию Куропаткина в Тегеран, можно считать вполне успешной.
Через два года Алексей Николаевич вновь отправляется в Персию. Повод, на этот раз был печальный. В апреле 1896 года шах-реформатор Насер ад-Дин пал от руки убийцы-фанатика Мирзы-Резы Кермани. На престол Персии вступил второй сын Наср-эд-дина, Музаффар.
И Куропаткин, в 1897 году, опять командируется в Тегеран чтобы приветствовать нового шаха с вступлением на престол. Как писал в своих воспоминаниях С.Ю. Витте: “оттуда Куропаткин приехал прямо в Петербург и представил Его Величеству записку. Записка эта интересна с точки зрения исторической”.
В этой секретном документе, под названием “О наших задачах в Персии”, Куропаткин повторял выводы доклада 1895 года. В частности, он писал: “Мы неизбежно обязаны помнить, что если Персия ныне не имеет для нас важное политическое и экономическое значение, то для детей и внуков наших таковое значение возрастёт в огромной степени. Ныне мы культурно всё ещё недостаточно сильны, чтобы даже с могущественной поддержкой правительства вполне справиться с рынками Азербайджана, Тегерана и даже Хорасана”. При этом, как мы уже отмечали, Алексей Николаевич оставался противником территориальных приобретений за счёт южного соседа. В той же записке он отмечал: “В течение 70 лет мы не захватили какой-либо части персидской территории, но способствовали охранению целостности её, даже увеличению. То же желательно продолжать и ныне. Какие бы ни были осложнения в Персии, мы не нуждаемся в занятии какой-либо части персидской территории. Это даст нам полную возможность требовать и от других держав, чтобы при всех грядущих в Персии событиях страна эта осталась в настоящих границах без изменений”.
И если считать, что две поездки в Персию по заданию императора были своего рода тестом, то, можно с уверенностью сказать, что Куропаткин это испытание выдержал с блеском — 1 января 1898 года генерал-лейтенант Алексей Николаевич Куропаткин назначается управляющим Военным министерством, а через полгода вступает в должность военного министра.
Продолжение следует
На заставке: Военный парад на площади в Тегеране. Фото Антона Севрюгина. Конец XIX века
Продолжение следует
Владимир ФЕТИСОВ
