-Вставай, Георгий, вставай, — будит меня жена, — через двадцать минут машина подъедет.
— Какая машина, зачем? – сонно говорю я.
— Дежурная.
— Который час?
— Пять утра.
— Кто звонил?
— Кто, кто? Естественно, дежурный РОВД.
Я вскакиваю с постели. Этого времени как раз хватит, чтобы побриться, глотнуть кофе и спуститься вниз.
На улице меня ожидал сюрприз: в новенькой «Волге» к дому подкатил начальник милиции Рахимов. Обычно полковник ездил в автомобиле один, развалившись на заднем сидении, сесть рядом – неслыханная милость.
На месте чепэ уже работал наряд отдела.
— Всё осмотри, но ничего не трогай, — предупредил меня начальник, — будем ждать прокурора.
Я подошёл к трупу. Между высоченными тополями, на куче ещё тёплого пепла, лежала девушка. Она обгорела полностью. Из одежды, лишь на правой ноге, чудом уцелел кусок туфельки.
Полковник глянул на опера:
— Аршалуйсян, доложи, что удалось отыскать.
— Потерпевшей лет двадцать, — начал Карен, — европейской наружности…
— Вижу, — перебил шеф, – меня интересует, что мы имеем после осмотра территории парка.
— Интерес представляет часть обуви, на её подошве кто-то вывел мелом цифру 48. Тут же валяется пуговица от солдатского кителя, далее, в кустах, том стихотворений Есенина с автографом: Одиссей! Всё пройдет, как с белых яблонь дым. Изабелла.
— Что может означать цифра?
— Она не успела стереться. Скорее всего, девушка ходила в туфлях минут пять… то есть живёт где-то рядом.
Возле меня бесшумно вырос прокурор Халим Талипович Баймеев.
— Аргумент веский, — приободрил он майора.
— Надпись мелом делают в сапожной мастерской, чтобы не перепутать обувь, — закончил мысль оперативник.
Выслушав мнения, Баймеев распорядился:
— Георгий, в томике стихов упомянуты Изабелла и Одиссей. Видимо, это местные жители, — его палец указал на высившийся невдалеке жилой массив, — направь туда своих ребят. Время раннее, люди ещё дома, успеете со многими их них поговорить.
Халим Талипович задачу поставил верную, но он практики по раскрытию убийств не имел. Окончив юридический факультет, Баймеев год работал следователем, затем шесть лет трудился помощником прокурора города, и ещё пять – там же, в методическом отделе. Коллеги считали его опытным специалистом, включили в резерв на выдвижение, далее «отправили» руководить районом.
Я учёл мнение Халима Талиповича, однако спланировал действия инспекторов по-своему: двое беседовали с мастерами-сапожниками, десять парней устанавливали хозяина книги, трое составляли список тех, кто демобилизовался из армии. Наш кропотливый труд оказался небесплодным, в итоге, уже на следующий день мы имели анкетные данные предполагаемого убийцы.
Передо мной, глядя в свой блокнот, сидел капитан Нагаев:
— Мужика с античным именем нам установили почтовики. Мы привёзли Одиссея в отдел. Предварительно выяснили, что Ахтемов демобилизовался месяц назад. Служил он в танковой дивизии.
Информация меня заинтересовала: Ахтемов и владелец книги, и солдат. Случайно ли это?
— Допросим его вместе, — решил я.
Круг знакомых Одиссея капитан выяснял полчаса.
— Твою любимую девушку зовут Изабелла? – наконец, спросил Ильдар.
— Изабелла, — без тени смущения ответил Ахтемов.
— Когда ты видел её последний раз?
— Вчера. Она шла в гости к своему деду.
— Во что девушка была одета? — допытывался Нагаев.
— Не помню, — танкист выпятил губу, — об этом лучше спросить её маму.
— Какие сувениры ты ей дарил?
— Не купил даже цветы, у меня нет денег.
В допросе Ахтемова наступил кульминационный момент:
— Изабелла подарила тебе томик Есенина. Где сейчас книга находится?
— Надпись «Все пройдёт, как с белых яблонь дым» мне понравилась, но вскоре Бэлла сказала: «И любовь тоже». — Я оскорбился, разорвал книгу и швырнул в малинник.
Парень отвечал мгновенно, что вызывало сомнение в его искренности. Следующий вопрос касался службы в армии. Однако, едва Ильдар упомянул танковую дивизию, надобность в разговоре отпала: из города мне позвонил опер и сообщил, что разыскиваемая нами Изабелла вернулась домой.
Я подбодрил Нагаева:
— Отрицательный результат – тоже результат. Одна версия убийства проверена. Круг поиска сузился.
Свой штаб я устроил в кабинете участкового инспектора. Здесь было удобно проводить совещания, обмениваться информацией, давать подчинённым задания.
Майор Аршалуйсян что-то рисовал в мини-блокноте.
— В массиве 28 живут десять тысяч человек. Далее раскинулись квартала 29 и 30, — он указал на схему, — в этом «городе» ремонтом обуви занимаются восемь мастеров. Двоих на месте не оказалось. Туфля предъявлена остальным сапожникам, но они её не опознали.
Обсудив собранную за день информацию, мы направились в квартал 30. Я хотел побеседовать с ранее отсутствовавшими мастерами лично.
Вместительная будка представляла собой неприступную крепость. Арматура, стянутая по периметру, исключали возможность взлома и проникновения вовнутрь. На окне висела табличка: «Буду в 16 часов».
Из-за громадного клёна вдруг вынырнул старик.
— Вы за обувью? — пробасил он.
— Нет, — отозвался Карен, — мы из уголовного розыска.
— Откуда? — удивился мужчина.
— Из уголовного розыска.
— Вы не ошиблись, вас интересую именно я?
Мы уже осматривали внутреннее устройство будки. Она была заставлена шкафами, разделенными на отсеки. Каждый имела номер: 1-25, 26-50, 51-75, 76-100.
— Именно Вы и нужны милиции, — сказал Аршалуйсян, — разьясните, что значат цифры на полках?
— Такая нумерация удобна. Особенно, когда обувь скапливается. Этому меня научил отец сорок пять лет назад.
— Так что значат цифры?
— Номер квартиры сдавшего туфли человека.
Моё сердце радостно заколотилось:
— Много ли башмаков сдаёт население?
Дед оказался любителем философствовать:
— По состоянию обуви можно определить уровень жизни народа. Иной раз принесут до того затасканные сапоги, что материал нитку не держит, рвётся. А купить новые нет денег. Наши клиенты в основном малоимущие, потому мы без дела не сидим.
Карен развернул газету и протянул фрагмент туфли.
— Взгляните, пожалуйста.
Мастер поднес её к свету.
— Босоножка тридцать седьмого размера. Изготовлена в Чехословакии …. Надпись … не моя. Клей …
— Нас интересует кто написал цифру 48 …, — нетерпеливо сказал майор. — Придётся обойти весь город …
Старик хитро улыбнулся:
— Далеко ходить не нужно, ведь я ещё свою мысль не закончил. Цифру на подошве вывел мой сын, Артур. Видите, четвёрку скосило? Так «рисует» только он.
Наш разговор прервал рёв автомобиля. Дед шутливо приставил ладонь к уху:
— Это Артур подъехал.
Молодой человек внешне походил на отца: такой же острый нос, добрая улыбка, могучие плечи.
Старик с ходу показал ему туфлю:
— Вспомни, кому она принадлежит?
Артур повертел остаток босоножки, рассмотрел цифру и негромко молвил:
— Её мне сдала девушка лет семнадцати. Она была тут, кажись, в июне.
Ответ мастера прояснил важный момент. Теперь мы знали, что потерпевшая жила где-то рядом, номер квартиры светился на куске туфли, а найти нужный дом труда не представляло.
Я и Аршалуйсян направились в кабинет участкового инспектора. Здесь лейтенант хранил документацию на все девятиэтажки. Сотрудник милиции в течение года записывал имена детей, место работы их родителей, клички собак, марки автомобилей заселявших высотки людей. Сегодня эти данные понадобились розыскникам.
Я перелистал тетрадь участкового, нашёл желаемую фамилию и сделал выписку: Мирова, 1969 года рождения, дом 14 – 48.
Карен протянул мне сигарету:
— Давай сначала покурим. Разговор с её матерью будет нелёгким.
Квартира 48 располагалась на седьмом этаже. На звонок дверь открыла миловидная женщина.
— Мы из уголовного розыска, обходим подъезды, беседуем с людьми, выявляем притоны, — соврал ей майор, — беспокоит ли вас кто-нибудь?
Она вдруг закричала:
— Не пори чепуху! Где моя дочь?
— Разрешите войти, — сказал я, — нам необходимо с вами поговорить.
Тесная квартира была заставлена недорогой мебелью. Мы сели на скрипучий диван.
— Как Вас зовут, — спросил я женщину.
— Елизавета Петровна.
— Кем работаете?
— Медсестра скорой помощи.
— Сколько у Вас детей?
— Только дочь, Алла … Я дежурила сутки. Домой пришла сорок минут назад и обратила внимание, что её ужин не тронут…
Какую обувь надела Алла?
Елизавета Петровна бросила взгляд в угол.
— Чёрные босоножки.
— С кем она проводит свободное время?
— Алла сторонится мужчин. Моя дочь любит парня и ждёт его возвращения из армии… Николай живёт в доме 17, третий подъезд, — Мирова закрыла лицо платком и разрыдалась. Ни один из нас, понимая состояние матери, не решился сказать ей правду или хотя бы показать не сгоревший фрагмент обуви.
— Беседу продолжим в отделе, — я взял медсестру под руку, — внизу нас ждёт машина.
На улице я обьяснил инспекторам ситуацию и распорядился:
— Выясните, где служит Николай, когда он был в увольнении, навестил ли родню.
Офицеры вернулись быстро в компании аккуратно стриженного парня.
— Это Николай Ларин. Ефрейтор находится в отпуск, — мой подчинённый разложил на столе армейский китель. На нём вторая сверху пуговица отсутствовала.
Я разглядел бесспорное вещественное доказательство:
— Хо-ро-шо. Везите Ларина в отдел.
Молодые опера были довольны: улика явно говорила, что владелец кителя причастен к совершению убийства, поэтому считали работу по раскрытию преступления в основном завершённой.
Ходики показывали три часа ночи, а допрос Ларина продолжался. Солдат рассказал, что в первые минуты отпуска позвонил Алле и назначил ей свидание около входа в парк, но его любимая на встречу не пришла. Он вернулся к себе домой, и стал накручивать номер её телефона, однако Мировы трубку не поднимали.
На мой вопрос, при каких обстоятельствах утеряна пуговица, Николай твердил: — Когда я повесил китель в шкаф, пуговицы были на месте. На месте. Все, до единой.
После этого разговор зашёл в тупик. Чтобы найти другие доказательства виновности парня, мы решили провести в квартире Лариных обыск. Оперативную группу возглавил следователь Пастухов. Он громко постучал в нужную дверь и требовательно сказал:
— Откройте!
Замок щёлкнул мгновенно и на пороге вырос … Николай.
Советник юстиции не поверил своим глазам:
— Ка-ак ты тут очутился?
— Я здесь живу, — ответил молодой человек.
Пастухов схватил его за руку.
— Не валяй дурака, Николай. Ты сбежал из РОВД, чтобы уничтожить оставленные в квартире улики. Нельзя …
— Я Иван, а Николай мой брат, мы близнецы, — молвил Ларин.
— Дай паспорт! – рявкнул обескураженный следователь.
Раскрыв документ, Пастухов долго изучал запись и вглядывался в фотографию:
— Их различит только мать… Ладно, приступим к обыску.
Аршалуйсян терпеливо перелистывал книги скромной библиотеки. Меж страниц учебника геодезии он увидел фотографию Аллы.
— Это твой сборник упражнений? — задал вопрос майор.
— Мой, — ответил Иван.
— Кто в него вложил фото?
— Н-не знаю, — после короткого смятения произнёс Ларин.
Изъятый снимок Аршалуйсян показал Елизавете Петровне. Рассмотрев фотографию, Мирова охнула:
— Её выдрали из зачётной книжки Аллы, — и потеряла сознание.
Пастухов превознёс оперативное чутьё Карена до небес:
— Молодец! Ведь эта улика могла затеряться среди прочих бумаг. Думаю, теперь ты расколешь Николая мигом.
Фотографию мы предъявили солдату. Ларин погладил изображение и воскликнул:
— Откуда у вас этот снимок?
Пастухов пропустил слова Николая мимо ушей:
— Где ты его раньше видел?
— Как он попал в милицию? – недоумевал парень.
Следователь бесстрастно пояснил:
— Фото мы нашли в учебнике геодезии.
— Я им не пользуюсь.
— Ты убил Аллу, отклеил фотографию из зачётной книжки, дома сунул её в учебник, — советник юстиции разложил действия Николая по полкам.
— Вы что-то путаете. Мы любим друг друга, — нервничал Ларин.
— Факты убеждают нас в обратном, — напирал Пастухов, — следствие располагает пуговицей, которую уронил солдат. Он же выдрал фотографию. Согласен?
Ефрейтор кивнул:
— Но Аллу я не убивал.
Допрос закончился без ожидаемого результата. Николай твердил «ошибаетесь», а других улик мы не имели.
Карен задумчиво повторял: «Учебником геодезии пользуется Иван … пользуется Иван. Юноша сдаёт экзамен… Николай не мог вложить туда фото, памятуя, что книгу брат носит с собой… Тогда её вложил сам… Иван».
Майор сел напротив меня:
— Взаимоотношения Ивана и Аллы нами не изучены. Если они меж собой конфликтовали, то моя версия… в общем, мне надо поговорить с Мировой.
— Поехали вместе, — я взял фрагмент босоножки, — и наконец скажем ей правду.
Беседовать с Елизаветой Петровной было крайне трудно. Мне предстояло вымолвить три слова: «Ваша дочь убита», — услышав которые, любая мать забъётся в истерике.
От усталости женщина едва держалась на ногах. Тем не менее я начал разговор:
— Как часто видятся Алла и Иван, упоминается ли брат Николая в вашем семейном кругу?
Мирова утёрла слёзы:
— Видеться у них нет времени… они учатся в разных институтах. Алла произнесла его имя лишь однажды. Видимо, парень её оскорбил. Дочь сказала: «Иван подлец. Он для меня умер».
Елизавета Петровна не внёсла ясность в отношения между студентами. Чем Иван обидел девушку? Алла не хотела слышать даже его имя. «Подлец умер», — она сознавала, что говорит о брате любимого человека.
Мы шли по пыльной тропе.
— Обойдём парк слева, — я указал на две беседки, — там курнём, посидим.
Двигаясь вдоль металлической ограды, Карен заметил:
— В одной из них кто-то есть.
— Наш оттяг займёт минут десять, так что мы уйдём быстро.
На узкой скамье восседала бабуля.
— Подсаживайтесь, сынки, — прошепелявила она, — места хватит.
Я прикурил сигарету:
— Вам дым не мешает?
Женщина махнула рукой:
— Нет.
— Часто ли Вы здесь отдыхаете? — поинтересовался Аршалуйсян.
— Беседка возведена лет пятнадцать назад, с тех пор и хожу. Тут меня никто не тревожит.
— Ребята в парке хулиганят?
— В роще нет ни воды, ни света. Там людям нечего делать.
— Говорят, на днях милиция обнаружила труп студентки. Вы об этом слышали?
— Не только слышала… Видела её перед смертью, — мямлила бабуля, — девочка бежала к воротам парка. Ей навстречу вышел солдат.
— Солдат? — переспросил Карен.
— Да, смешной такой. Он пролез сквозь дыру в заборе, опосля оказался у центрального входа.
Майор удивился:
— Почему солдат смешной?
— Был одет странно. Форма вроде военная, а на ногах белые тапки. Их мой внук кроссовками называет.
— Парень бил девушку?
— Нет, они поцеловались… Юноша взял её за руку, и оба исчезли в воротах парка.
Мы выяснили детали этой встречи и расстались с бабулей, пожелав ей крепкого здоровья.
Итак, день не пролетел зря. Нам стали известны последние минуты жизни Аллы — люди видели, как её обнимал солдат. Но для чего ефрейтор-отпускник пришёл на свидание в кителе, с какой целью искал дыру в ограде парка оставалось загадкой.
«Кто из братьев носит кроссовки?.. Николай вряд ли купил новую обувь. Вероятнее всего, Иван», — рассуждал я. Мне вторил Карен. Он считал, что квартиру Лариных нужно осмотреть вновь.
Дверь нашей спецгруппе открыл Иван. Едва мы ступили на порог, нам в глаза бросились светлые кроссовки.
— Кому принадлежит эта обувь? — спросил я хозяина квартиры.
— Мне, — ответил студент, — а в чём дело?
Карен составил протокол изьятия вещественного доказательства.
— Одевайся, поедешь в РОВД, — резко бросил он.
К допросу Ивана мы готовились тщательно. Однако студент «не дремал», и пытался нейтрализовать мои вопросы, касающиеся убийства Аллы, своими аргументами:
— После отъезда Николая в армию, я Мирову не видел. Это подтвердят её соседи, родня, однокурсники.
Продолжать разговор в таком духе не было смысла, поэтому мы выложили главный козырь следствия.
— Надень китель, — велел ему Аршалуйсян.
Лицо Ивана покрыли красные пятна:
— Зачем?
Майор набросил китель на плечи студента.
— В таком виде ты бегал вокруг парка, сыскал в заборе дыру, встретил Аллу. Твои фортели засекли пять человек.
Пастухов напомнил:
— Улики неопровержимы. Предлагаю тебе написать явку с повинной. Подобной раскладки студент не ожидал. Он заёрзал на стуле, обхватил голову и едва слышно молвил:
— Её… убил я.
— Когда, при каких обстоятельствах, где орудие преступления? – сыпал вопросы Пастухов.
— Я люблю Аллу, — шептал Иван, — но она об этом не знала. Месяц назад мне удалось привести её в свою квартиру и признаться в моих чувствах … Мирова ответила кратко: «Жду возвращения Николая». Я понял, что тут слова бесполезны… схватил Аллу, завалил на кровать и. изнасиловал. На моё восклицание: теперь мы супруги! она крикнула «подонок» и, хлопнув дверью, убежала. Факт насилия Мирова огласке не предала, скрыла даже от матери.
Однако Николаю признается. Вынуждена признаться… Когда мой брат вернулся из армии, он позвонил Алле и назначил ей свидание. Мне нужно было Колю опередить, успеть поговорить с девушкой. Но как это сделать, ведь слушать меня Мирова не захочет … Я одел китель, выскочил на улицу, незаметно пробрался в парк. Алла увидела солдата и пустилась к нему бегом… Я обнял её, потянул вглубь лесопосадки и сказал: прости меня, живи счастливо. Раскусив мой финт, она презренно бросила: «Николай будет знать всё», — и направилась к выходу. Не понимаю, как мне в голову пришла мысль убить человека… Я нагнал Мирову… огрел увесистым колом, оттащил тело в кусты… затем швырнул на кучу пепла. Рядом лежали дрова, ими я забросал Аллу.
Иван умолк, а мы обдумывали услышанное: исполнитель чудовищного преступления всего за двадцать минут успел добежать до парка, встретил жертву, разговаривал с ней, ударил, тело спалил.
— Как фотография оказалась в учебнике геодезии? – нарушил молчание Пастухов.
— Из сумки Аллы выпала зачётка. Я оторвал фотографию … позже сунул её в книгу.
Допрос Ивана закончился. Теперь экспертам предстояло дать ответ, был ли Иван вменяем в момент совершения убийства.
А пока я вызвал дежурного милиционера, сдал ему Ларина и свободно вздохнул.
Георгий ЛАХТЕР
Ташкент — октябрь, 1988 год
