Как же я люблю весну!
Вот вылезли листья ирисов у дома, вот набухли почки на сирени, вот появилась мать-мачеха, значит, зима уж точно не вернется.
Правда, то дожди, то похолодание на черемуху и майские, а как-то в мае, когда довольный народ посадил картошку — пошел снег….
Но я знала и другую весну. Весну без возвращения к зиме. Как-то привыкла я, что уж если потеплело, значит, температура будет все повышаться, не без майских гроз, конечно, когда тополя валятся, как костяшки домино, а град сечет кору на ветках деревьев.
Но отсчет там совсем другой: фиалки, тюльпаны, степные и горные, ирисы, сирень, бульденежи…
Веснааааа!
А весна на Алайском — статья особая.
Бывали ли вы когда-нибудь на старом Алайском? Настоящем, а не на бутафорском? Большущем. С длинными рядами, с весело переговаривавшимися продавцами и толпящимися покупателями. Ох, как много было там покупателей! И главное, всем всего хватало!
Для меня тот Алайский был и остается одним из главных мест, одним из олицетворений того Ташкента. Вслушайтесь: волшебное слово. Алаааааайский….
Больше всего на свете я любила смотреть и нюхать. Вот так встанешь посеред базара и втягиваешь носом аромат весны — свежей, сбрызнутой водой зелени, умытой, красивой, хрусткой.
Зелень начиналась за кругом, после книжного и ювелирного. Конечно, рядом с ювелирным потом построили большой овощной, почти всегда пустовавший магазин. Смысла в нем никто не видел, но для порядка… нужно же показать, что и государство участвует. Да и репертуар там был смехотворный, хотя очень-очень дешевый. Зато зеленно-овощные ряды тянулись почти до самого мясо-молочного павильона.
А и посмотреть было на что!
Одни резчики моркови чего стоили! Искусство, истинное искусство. Как они только ухитрялись не порезаться?
Только слышен стук ножей, очень острых, и на глазах, неизвестно каким образом растет гора моркови на плов, красной и желтой.
В прошлом году я впервые за тридцать лет поехала в Ташкент. На Алайском лежали морковные горки. Моя подруга попросила продавца нарезать немного моркови для меня. Женщина взяла нож и принялась неторопливо резать морковь. Нет. Резала она по всем правилам, только так я тоже умею. Той быстроты и точности в помине нет… Та работа была ювелирной.
Но и кроме моркови есть на что посмотреть!
Редиска в пучках, красная и белая. Позже появится «майская», она так и называлась. Розовая, удлиненная, формой похожая на дайкон, только короче. Говорят, ее больше нет. Жаль,
Пучки салата, зеленого лука, очень молодого чеснока, райхона, укропа, кинзы, кутема, (это такая пряная травка, по-грузински цицмати, по армянски — кутем), петрушки…
В общем, все для весеннего салата.
Чуть позже появятся первые огурцы, помидоры, и горошек, сейчас такого точно нет — большие, плоские, съедобные стручки и горошек сладкий. В свой приезд пробовала, горошек не мозговых сортов, несладкий. Такой только сушить.
Было это….ой, было это…. нет, я уже почти взрослая была. Лет шестнадцать.
Мама уехала в Мацесту по путевке, выданной ей профкомом газеты. Остались мы с папой на хозяйстве.
Нужно сказать, что папу можно было подбить на что угодно. Но исключительно в отсутствие мамы. Купить мне дорогую брошку (5 рублей — серьезные деньги), разрешить коротко постричься (люди моего поколения помнят, что это было такое — выпросить разрешение у родителей), выделить средства на модную ткань — папа-папа, ни в чем ты не мог отказать своей авантюристке-дочери….
Ну, я и хозяйничала, готовила что-то, А тут так захотелось салата — сил нет.
И компания собралась подходящая. Игорек Дехто, младше меня на два года, и его двоюродный брат Ян, мой ровесник, приехавший погостить из Андижана. Мама Игоря, Людмила Яновна, потомок латышских стрелков, была ценным специалистом в минздраве и днями пропадала на работе. Так что наша троица была предоставлена самим себе. И при этом ничего спиртного, никаких сигарет, совместное чтение неизвестно откуда попавшей к Яну книги о джазе, походы в кино и трепотня целыми днями.
Подбила я всех идти на базар. Обещала приготовить салат. Мне поверили.
Ну и отправились мы на Алайский. День стоял серенький, даже дождь накрапывал, но от этого запахи и краски становились еще ярче. И снова запахи мокрой земли, мокрой зелени, смешанные с ароматом пряности — запахи ташкентской весны. Продавцам еще и лучше — зелень водой не сбрызгивать. Хотелось зарыться лицом в этот, перекочевавший на рынок огород и вдыхать, вдыхать… даже сейчас на нашем рынке эта зелень так не пахнет — не та земля, не то солнце. Я покупала, себе и им, нещадно торгуясь, мальчишки тащили. По-моему, меня даже зауважали за хозяйственность. Догадалась я захватить из дома две баночки, и мы еще зашли в мясо-молочный павильон, и купили той сметаны, какой я потом не пробовала уже… ну, сколько здесь живу, столько и не пробовала. Немки привозили. Вместе с молоком и творогом. Из Черняевки. Видимо, суббота
была или воскресенье. И немки тогда были, и Черняевка, и их товар можно было не проверять — абсолютная чистота, абсолютная порядочность.
Странное мы собой представляли, должно быть, зрелище. Трое подростков, в полном согласии покупающих зелень — сцена не совсем обычная. Но ничего, продавцы относились к нам, как к взрослым, и даже цены не ломили.
Я еще купила щавель, немного моркови, и мы мирно побрели домой.
А дома я, как обещала, накрошила салата на всех, и мы все это слопали со сметаной и замечательным ташкентским серым хлебом.
Папе я тоже сделала салат и сварила суп со щавелем и крутым яйцом.
Как же все это пахло! Как же все это было вкусно!
Потому что слова «гидропоника» в Узбекистане не знали. А растили все по старинке. В не обезображенной удобрениями земле частных участков.
Было же счастье….
Точно было, потому что мне и моим сверстникам удалось пожить в ту эпоху, когда не было китайского пластика, не было страшных, сжигающих землю удобрений, а были настоящие помидоры «юсуповские», настоящая зелень, настоящие рынки…
ТАТЬЯНА ПЕРЦЕВА
