Пристанище любви – в сердце поэта…

К 75-летию со дня рождения Амана Мухтара

…Вот оглядываюсь сейчас на череду минувших лет длиною почти в полвека. Они отмечены самыми разными событиями – удачами и огорчениями, радостями и печалями… И еще – неизменным теплом дружбы с прекрасным, душевным человеком, одним из самых ярких представителей современной узбекской литературы. И вспоминаются прежде всего не торжественные вечера, не шумные праздники, связанные с его успехами, – возникают в памяти нечастые и всегда счастливые «посиделки» в его или нашем доме, в кругу самых близких людей.

Вспоминается его милый молодой облик: стройный, с копной легких, летящих волос, с удивительно тонкими чертами прекрасного лица. Большие карие глаза, с теплотой и каким-то особым, углубленным интересом вглядывающиеся в мир вокруг него, в лицо собеседника. Хотела бы сказать: по-юношески стройным оставался до старости. Но – не буду лукавить: с годами стройность уступила место худощавости, ссутулились плечи, опала, поседела шевелюра. А вот глаза – они не менялись. «Когда я смотрю на Амана Мухтара, то не седины его я вижу, а добрые и вдумчивые глаза. И сквозь них прожитое светится…». Эти строки написал его друг, замечательный поэт Александр Файнберг.

Да, глаза не менялись. И прекрасным, вдохновенным оставалось его лицо до последнего дня жизни…

Аман Мухтар. Аманжон. Скольких еще людей одарил он своим талантом, теплом своего сердца…

…Так уж совпало, что в новый писательский дом, построенный в центре Ташкента после землетрясения, наши семьи вселились почти одновременно. Супругой же молодого писателя оказалась подруга моей юности, с которой жизнь развела нас на годы. И вот встретились после многолетней разлуки. Я слышала, что у нее новый муж. Так вот кто стал твоим избранником, дорогая моя Розочка! Надо ли удивляться, что мы оказались первыми, к кому в день вселения поднялись ребята со своего нижнего на наш восьмой этаж. Муж мой Костя работал в Союзе писателей, был наслышан о молодом талантливом коллеге, а тут, в первый же вечер, возникло между ними какое-то особое живое тепло и взаимопонимание. Мы же с Розой, уже Мухтаровой, нарадоваться не могли, что стали ближайшими соседями.

В ту пору оба они – Аман и Роза – работали на радио, он – в литературно-художественной редакции, она – диктором, потом режиссером…
Вскоре у них родилась дочь, и счастливый отец выбрал для малышки имя Юлдуз. Да так и называл ее часто – «моя звездочка». Оно еще проявит себя – избранное отцом имя: едва освоив грамоту, Юлечка напишет свои первые стихи, придет время – будет публиковать интервью с отцом-писателем. Выйдут книги ее стихов и прозы…

А пока – пробираюсь вечером в роддом, и мне «контрабандно» выносят тугой белый сверток с розовым личиком, которое хмурится и разевает рот, чтобы зареветь. И сердце мое обрывается от нежности. Первое купание, первые прогулки с колясочкой, первые бутылочки детского прикорма – все делали вместе, и все вызывало у нас радостное волнение. Росла девочка очаровательной…

Конечно, я постоянно забегала к ним, да и Роза с Юлечкой частенько поднималась на восьмой этаж. Благо, что малышка требовала идти смотреть маленьких котят, которые у моей чудной кошки не переводились. А теперь у нее самой пушистая живность не переводится – она лелеет, кормит и оберегает толпу котов… Все говорят, что это в меня выросла она кошатницей.

Жили Мухтаровы в любви и радости. Только вот их двухкомнатная малогабаритная квартира была тесна для молодой семьи, Аману приходилось работать над своими произведениями на кухне, глубокой ночью. Через несколько лет ему выделили новую просторную квартиру всего в нескольких остановках от нас, но… счастье непрерывного общения кончилось. И тем более стали мы ценить визиты друг к другу, наши «посиделки» в узком кругу, когда можно было спокойно, никуда не торопясь, слушать друг друга…

Аман говорил на русском с акцентом. Но какой же образной, красивой, яркой была его речь! Как умел он сфокусировать внимание на главном, искренне поделиться сокровенным, рассказать о новом своем произведении, показать все оттенки чувств своих героев…
Вспоминаю один такой вечер у них дома. Это был конец 2000-го года. Узбекистан готовился отметить 560-летие со дня рождения и 500-летие со дня смерти Алишера Навои. Аман Сулейманович работал над романом о великом нашем поэте.

– Что же нового можно написать о Навои сейчас, когда издан прекрасный роман Айбека, опубликованы книги Уйгуна, Иззата Султанова? – спросила я.

И он стал рассказывать в своей манере – неторопливо, мягко, доверительно…

– Да, конечно, Навои велик, его жизнь и творчество исследовались многими: историками, писателями, художниками. И признана его огромная заслуга в том, что он утвердил в литературе права родного узбекского языка в пору, когда все произведения на Переднем Востоке создавались на арабском и персидском. Но давайте вспомним: ведь Навои был визирем Хусейна Байкара, властного и могучего правителя. Какое же мужество было нужно, какая убежденность в собственной правоте, чтобы позволить себе высказывать философские убеждения, идущие вразрез с убеждениями власть имущих. И эти его идеи, взгляды на мир, на историю все еще не раскрыты в должной мере. Вот у меня в романе есть сцена: султан приходит на могилу великого поэта, стоит там долго в полном одиночестве, потом произносит: «А ведь ты был прав, Алишер»… Вот узнаете, о чем они тогда беседовали… А разве раскрыты его любовные переживания? Да, мы читали о его юношеской страсти к красавице Гули. Но жила долгие годы в его сердце и другая большая любовь, питала его ум и душу, водила его пером по бумаге, когда он писал свои прекрасные лирические стихи, свои бессмертные поэмы…

Голубая струйка дыма от новой сигареты поднимается к потолку, остыл чайник зеленого чая на подносе. А мы сидим, как зачарованные, и слушаем, слушаем, слушаем. Словно сами свободно читаем страницы нового романа, написанного на узбекском, словно пережили думы, восторг и страдания его великого героя… И, вырываясь из плена прекрасного рассказа, я обращаюсь к писателю:

– Аманжон, дорогой вы наш, не откажите в моей горячей просьбе! Хочу, чтобы именно вы написали статью о Навои в наш журнал! Я уверена, что читатели многих стран мира, в чьи руки попадет номер, прочтут ваш рассказ не просто с интересом – с восторгом!
Речь шла о журнале «Узбекистон хаво йуллари», который я тогда возглавляла и который не только распространялся на бортах наших лайнеров, но и поступал в представительства Национальной авиакомпании, имеющиеся на всех континентах.

Наш друг выполнил мою просьбу: первый номер журнала за 2001 год открывался большим интервью с писателем Аманом Мухтаром под названием «Пристанище любви – в сердце великого поэта». В нашем двуязычном журнале это интервью было опубликовано на трех языках – узбекском, русском и английском. А внизу стояла подпись: «Беседовала Юлдуз Мухтарова». Да-да, та самая «папина звездочка», папина любимая дочка, которая к этому времени уже уверенно проявила себя в журналистике.

Забегая вперед, скажу: за роман-дилогию «Алишер Навои ва рассом Абдулхайр» («Алишер Навои и художник Абдулхайр») Аман Мухтар был удостоен Государственной премии Узбекистана.

И еще скажу, что очень горюю в связи с тем, что это прекрасное произведение недоступно русскому читателю, не переведено на русский язык.

Аман Мухтар очень плодотворно работал в литературе. Его справедливо называют крупнейшим мастером современного узбекского романа. И при этом он много лет возглавлял литературно-художественный журнал «Шарк юлдузи». Многие наши писатели – молодые, да и среднего поколения – почтительно именуют себя его учениками. Он осознавал, какое ответственное дело ему поручено, и отдавал ему много сил, времени и заботы. Даже в лихие девяностые, когда прекратили существование многие печатные органы, «Шарк юлдузи» «выруливал» к читателям, открывая новые грани истории, возвращая известность незаслуженно забытым именам, благословляя в добрый, хоть и трудный путь молодых литераторов.

Роза Эдуардовна Мухтарова рассказывала: «Убедить его поберечь свое здоровье, оставить журнал, посвятить время только личному творчеству было непросто. Он был человеком, всегда невероятно увлеченным своей работой – причем, не только собственным творчеством, а, в том числе, и усилением и качественным углублением произведений других авторов, толпами приходящих в его рабочий кабинет главного редактора крупного литературного журнала».

А читатели ждали его собственных новых произведений, которые всегда горячо обсуждались, собирали многолюдные вечера, «круглые столы». Работал он плодотворно: помимо поэтических сборников, выходили книги рассказов, повести, переводы. Издано и 15 романов. Среди них – «Ветер времен», «Повинная голова», «Платон», «Страна и власть женщин», «Тысячеликие», «Развалины на холме», «Любовь побеждает смерть»… Некоторые из них с дарственной надписью автора храню на своих книжных полках. Но, увы! – и эти романы не переведены на русский язык, недоступны миллионам читателей.

Удивительно разносторонним был круг писательских интересов Амана Мухтара – от событий многовековой истории до животрепещущих проблем сегодняшнего дня. Писал о многом и о многих, стремясь глубже раскрыть внутренний мир своих героев. Но если бы меня спросили – есть ли сквозная нить в канве его писательского творчества, я бы ответила: «Да, есть. Имя ей – любовь». В самом широком понимании этого слова. Любовь к родной земле. К людям труда. К поколениям предков, среди которых немало ярких личностей. К единственной Женщине его судьбы…

Давайте обратимся к истокам творчества писателя.

Аман Мухтар родился в 1941 году в древней, прекрасной Бухаре. Сердцем впитал уют ее узких улочек, пестроту и гомон базаров, колдовство искусных рук ремесленников, нетленную красоту и тысячелетние тайны древних громад – минаретов, мавзолеев, дворцов… Придет время – и оживут эти воспоминания на страницах его книг. И всю жизнь будут греть сердце тепло и любовь родного гнезда…
А чуть подрос – доверительные и не по возрасту глубокие беседы с отцом, Сулейманом Ходжой, стали формировать мир его интересов, его юную душу. Отец Амана был мударрисом – учителем в медресе, мусульманском высшем учебном заведении. А еще слыл искусным толкователем сур священного Корана. При новой власти, принесенной на древнюю землю «советами», эти его знания стали не нужны, и он, чтобы прокормить семью, овладел мастерством ремесленника-литейщика. Но по-прежнему с каждым рассветом устраивался у окна с книгой и часто вслух читал маленькому сыну – и молитвы, и газели узбекских поэтов… Разглядев в своем мальчике талант стихосложения, всячески поощрял его в этом.

…А вскоре, что называется, спохватились власти предержащие: срочно понадобился хазаратчи, смотритель бесценных памятников знаменитого на весь мир архитектурного комплекса Бахаутдина Накшбанди. Лучшей кандидатуры было просто не найти – и назначили на эту должность Сулеймана Ходжу. Семья переехала в кишлак под Бухарой.

Поселили их в маленькой худжре. В кишлаке Аман пошел в первый класс…

Послевоенные годы были голодными, тяжелыми. Но оказались и счастливо насыщенными высокой духовностью, явственно ощутимой аурой великого святого. Связь с ним, его покровительство Аман ощущал всю жизнь…

Когда вернулись в Бухару, отец, чтобы сын не болтался в летние каникулы без дела, стал пристраивать его на работу в мастерские ремесленников – обувщиков и чеканщиков, керамистов, резчиков по дереву, изготовителей мебели… (Кстати, это пригодилось ему позже. У себя в доме он с легкостью изготовил своими руками несколько удобных шкафчиков.)

Знакомство тогда еще юного Амана с жизнью простых людей счастливо обернется достоверностью и глубиной, благодарной памятью в его будущих книгах. И рядом со строками о родных – бабушкиных сказках, великой доброте мамы – оживут золотые руки, мысли и думы его первых наставников в труде.

После смерти отца Аман обнаружил его записные книжки. И узнал из них о многих поколениях своих предков. Вот было открытие: в одном древнем мавзолее под Бухарой покоится мусульманский святой Ходжа Ариф Мохитобон, от которого семья Мухтаровых и ведет свою родословную. А дед матери был известным поэтом Сахби, жил в Самарканде. Его стихи Садриддин Айни включил в антологию восточной литературы… Высокообразованными, духовными людьми оказались и другие далекие предшественники.

Великих предков меткая рука
Меня, как пулю, в даль времен послала.
Чтоб дали той достиг наверняка,
Вошел в нее во что бы то ни стало.
Не близок путь,
И встречный ветер бьет.
Но грянул выстрел, – я лечу вперед.

После Бухары – Ташкентский университет, факультет журналистики. Работа в республиканских газетах, начиная с самой скромной должности. Потом Узтелерадио. Довелось поработать в Комитетах по печати, по кинематографии.

Упорный труд, яркий талант позволили стать главой писательского журнала, наставником молодых, их доброжелательным проводником в большой мир литературы.

Усилия были оценены по достоинству: Аман Мухтар был удостоен званий «Заслуженный деятель искусств Узбекистана» и «Кавалер Ордена «Дустлик», отмечен и другими государственными наградами.

…За внимание благодарил. А жаждал лишь одного – творческого вдохновения, новых строк, новых книг. Пуще смерти боялся застоя, безделья, безмолвия. До утренней звезды светилось его окно в ночи. Любимая и верная жена всегда становилась первой слушательницей новых прекрасных строк.

Я помню, как мы шли в тиши
И ты так нежно улыбнулась.
Моей восторженной души
Любовь, как музыка, коснулась…

Мы знаем, кому адресованы эти строки, моя дорогая подруга.

К сожалению, 16 июля меня не будет в Ташкенте. Так уж случилось, что в этот день, день 75-летнего юбилея Амана, над моей головой будут шуметь российские березы. А так хотелось рано-рано поехать на старое кладбище Минор, принести на могилу цветы, послушать тихие бессмертные слова молитвы, самые нужные, самые важные в этот день. Слова отпущения, прощения, надежды. Надежды на то, что расставание с нашими любимыми – не навсегда, что встреча обязательно будет…

В кругу своих близких благословим день, в который пришел на нашу землю человек, сделавший свое сердце пристанищем Любви. И еще в тысячах и тысячах домов произнесут в этот день имя замечательного узбекского писателя Амана Мухтара. Произнесут светло и благодарно.

Римма ВОЛКОВА.