Ах, как хочется вернуться в… (часть 4)

Вдруг очень захотелось написать про базары. Нет, всех, конечно, я не осилю. Да и не бывала я на всех. На нескольких. А вот один остался в памяти у поколения постарше. Того, кто во время войны уже умел ходить и даже говорить. Его больше нет. И если от других базаров хоть что-то осталось, этот исчез бесследно. Даже в энциклопедии «Ташкент» 1984 года, которая у меня служит настольной книгой, о нем не упоминается. А назывался он Саман-базар. Мы, наше поколение, там практически не бывали. Да и зачем? Продавали там в соответствии с названием саман, корм для скота, хлопковый жмых, дерево для стройки, живую птицу, лошадей, ишаков, овец. /Мелочью, вроде собак, кошек, птичек, рыбок торговали на Тезиковке.

Саман-базар — серьезный базар. Находился он на Кашгарке.

Если идти от Урицкого, нужно было пересечь Энгельса, спуститься к Чулье и идти в сторону табачной фабрики. Я спрашивала у своих ровесников — про него очень мало кто знает. Боря знает. Боря Шамшидов. Это он рассказывал, как вместе с мамой, Миной Борисовной, ходил на Саман-базар за кормом для козы. Война шла. С едой было совсем плохо. Вот Мина Борисовна и кормила семью, как могла. Помидоры сажала, прямо во дворе дома на Кренкеля. Травку всякую. Клубнику. И козу завела. Молоко как-никак. Вместе с сыном ходила на Саман-базар. Сейчас Боря говорит, что это было довольно далеко. Я думаю, что не так уж и далеко. Просто трех-четырехлетнему малышу трудно проделать такой путь. А мама вряд ли брала его на руки. Особенно на обратном пути: руки были заняты…

Но выжили же! А вот Саман-базар не выжил.

Насчет того, сколько он продержался, мнения расходятся. Боря считает, что года два после войны. Мой одноклассник Женя Томпаков — что до самого землетрясения. А потом ушел вместе с Кашгаркой. Может, кто знает точнее?

Ирина Сидорова написала мне о Шура-базаре, находившемся за Юнусабадом, если ехать по направлению к Черняевке. На этом базаре в основном продавали скот. Базарный день был по средам, но люди начинали съезжаться туда еще с вечера понедельника. Напротив базара находилась старая проходная ТФ НииХП, где Ирина тогда работала. Вот они и удирали, чтобы купить сливок, которые через день становились более похожими на масло, творога, который резался пластами, курта и еще много чего вкусного. Протискиваться приходилось по улицам, «заставленным» блеющей, ржущей, мычащей скотинкой…

А кто бывал на Шивили-базаре? /Не знаю точно, «ШИ» или «ШЕ»/. Кстати, мой друг Женя Томпаков считает, что на самом деле базар назывался «Шаули». Вполне возможно, только при мне все и всегда называли его именно «Шивили». Должно быть, искаженное…

Его теперь тоже нет. Исчез, когда в семидесятых реконструировали парк Победы, спустили озеро, открыли рядом Выставку достижений народного хозяйства Узбекистана. И что за вечная страсть уродовать!!! Что угодно. Хоть парки. Хоть скверы…

Так вот, к парку Победы «досемидесятых» вел Чимкентский тракт. Ездили мы туда на трамваях. До такой круглой площади с клумбой посредине. С одной стороны были ворота парка, с другой — базар. На площадь выходили два здания странной, неожиданной для Ташкента, как пишет мой друг Улугбек Шаматов, «кривой» архитектуры, с крытыми галереями на столбах. В этих зданиях находились основные магазины базара. А вот слева пристроилась будка шашлычника, и Улугбек до сих пор облизывается, вспоминая ТОТ шашлык.

Интересно, что Рая Володина призналась, что у нее Шивили-базар ассоциировался в детстве со щавелем. Она была твердо уверена, что там продается один щавель. У меня — с глаголом «шевелить». Я все спрашивала: а что там шевелят?

Судя по воспоминаниям Ирины Леоновой, тоже, кстати, учившейся в сорок третьей школе, только на пять классов ниже моего, от входа начиналась небольшая базарная площадь. Слева тянулся ряд ларечков под одной крышей, в основном овощи-фрукты. Ирина пишет, что помидоры в них стоили 3-4 копейки, если брать ящиками. Я запомнила цифру восемь копеек. Не на Шивили. На Алайском. Это после реформы шестьдесят первого.

В конце этих ларечков находился пункт приема стеклотары. Особняком располагались два ряда открытых прилавков с дарами природы. Основания были кирпичными, наверху — навес. А в дальнем правом углу приютилась керосиновая лавка с вывеской «Лампа-мой — керосин».
Очевидно, Ирина жила где-то недалеко, поскольку дальше вспоминает, что к базару примыкал детский сад, куда ходила ее младшая сестра. Ирина по долгу старшей часто брала ее из сада. И вот как-то старшая решила поразвлечься: шла вдоль ряда фонарей, на которых, как оказалось, были выключатели /лично я такого никогда не видела/, и включала их один за другим.

Беспорядок пресек милиционер, который отвел нарушительниц в отделение. Тогда перепуганная Ирина попросила отпустить ее домой предупредить маму, а то она будет волноваться… Вот были времена… сейчас и хулиганствий-то таких нет!

А вот это воспоминания Владимира Стрепетова: Базар Шевели действительно так назывался. Во второй половите шестидесятых, будучи студентом института связи, почти каждый день в компании таких же студентов-балбесов бывали на этом базаре. Там была еще пивная. В Ташкенте возле каждого института была «своя» особая пивная. Так вот, на Шевели-базаре была пивнушка нашего института. Вся студенческая братия там после занятий и собиралась, пиво тогда стоило 20 копеек кружка. В пивнушке работали два армянина: Арсен и Гурген, нередко под мухой. И когда мы туда заходили, частенько в свой адрес слышали, что опять театральный институт пришел, спрашивали, почему театральный, а в ответ – у вас сокращенно ТЭИС, вот и значит тэатральный институт. Надо сказать, что пивнушка нам не мешала, учились мы отменно. Сейчас на этом месте стоит гостиница «Интерконтиненталь».

Еще одна примечательная деталь, от улицы Энгельса в сторону парка Победы шла небольшая улица, к сожалению, не помню ее названия. Так вот, на углу этой улицы была газбудка, и сидела в ней знаменитая тетя Роза. Она нам, студентам, безвозмездно давала в долг до стипендии до 5-ти рублей. Самое главное – это отдать долг вовремя, иначе больше не получишь никогда. Так в день выдачи стипендии возле тети Розы выстраивалась очередь должников.

А вот Таня Вавилова вспоминает, как по Обсерваторской, до самых ворот обсерватории, тянулись фонари, и в начале пятидесятых по улице шла пожилая блондинка с длинным шестом и этим шестом поднимала выключатели, как я понимаю… Так начинался каждый вечер…

Лично мне больше вспоминается кафе-шашлычная. Прямо в парке по дороге к озеру, недалеко от павильона с минеральной ташкентской водой. А вода действительно была теплая. И шашлык был ужасно вкусным. И удивительно ли, что я, вызывая дружный смех окружающих, заказывая в узбекском ресторане шашлык, добавляю:
— А к нему…
— Лук с уксусом! — дружно подхватывают «застольники».
Ну, всех приучила: к шашлыку — только лук с уксусом. Никаких вам кетчупов и аджик.

Да, а сам базар был маленьким. Уютным таким. Но ничего особенного. Никакой особой экзотики. Как и на Госпитальном. И на Туркменском.

Туркменский — вообще не базар, а рынок. Почувствуйте разницу! Цивилизованный. Очень чистенький. Довольно большой. Посередке ряды, по краям — магазины. Скучноватый. На мой взгляд.

Вот Воскресенский, тот, что был на месте театра Навои и здания издательства КП Узбекистана, не помню и помнить не могла. Театр Навои был построен в сорок седьмом. Тогда мне было два года. Строили его пленные японцы, и говорят, центром тогдашнего Воскресенского был именно театр с фонтаном. А на Туркменском бывала не раз. Он в одной трамвайной остановке от театра Навои был… или есть?

Небольшой рынок был на Шейхантауре. Мало кто помнит, что рядом с медресе было такое небольшое здание, в котором во время войны располагался юрфак САГУ, а потом — мехфак политехнического. Метрах в сорока-пятидесяти от него и вглубь располагался этот рыночек. Ничего особенного: фруктово-овощные ряды, а посредине — арбузы-дыни. И никаких магазинов. Все жители нашего двора там отоваривались, если было лень ехать на Октябрьский. Но я сама там бывала редко. Неинтересно потому что.

Да, насчет Госпитального: там немного мрачновато было. Как-то неуютно, что ли. Вроде магазины такие же, по периметру, у входа — большой «Ткани», напротив — хозяйственный и одежды. Посредине ряды, вот если не ошибаюсь, они кажется, загибались буквой «Г». Но все было как-то… не так. Не мирная атмосфера — и все, хоть убейте. Там недалеко собор был, я сына крестила, когда еще подобные вещи не приветствовались. В семьдесят девятом.
Говорят, сейчас собор реконструировали, в порядок привели. А район все-таки был неспокойным. И карманники там шныряли. У меня однажды кошелек вытащили. Целых пятнадцать рублей. Сумма! Словом, не нравился мне Госпитальный. И все тут!

Но вот опять слово берет Владимир Стрепетов:
А жили мы до землетрясения в районе Госпитального базара. Там были тупики, улица Полторацкого, вот в одном из этих тупиков мы и жили. На одном углу тупика была баня, а на втором – 1-е отделение милиции. Кто жил в этом районе, должен помнить это. Так в нашем тупике кто только не жил. Полный интернационал! Но жили очень дружно, никто никого не делил на нации и народности. Национальность – ташкентцы, это правильно.

Все верно — там тупиков было много, я как-то была в одном из них.

Впрочем, карманников на рынках всегда было много. Что вполне естественно при большом скоплении народа. Я вообще человек не трусливый, хотя грабили меня несколько раз. Но вот однажды мне действительно стало не по себе.

И было это на Ипподроме. Тогда там была потрясающая толкучка. Мне, привыкшей, что московские спекулянты всегда трусливо оглядываются, было в диковинку это изобилие, где никто ничего не скрывал. Поехали мы туда втроем, две мои приятельницы и я. В один из моих приездов в Ташкент. А в моду тогда вошли японские зонтики-автоматы и серебряные и золотые джемпера — «лапша». Дамы моего поколения, помните?

И была у меня в руках роскошная модная торба из лакированной искусственной кожи, мечта женщин, привезенная из Грузии, где артельщики всегда старались идти в ногу… Только был у нее недостаток: ни молнии, ни застежки, ни карманчика. Мешок, он и есть мешок. И, конечно, я, как самая умная, сунула кошелек в эту торбу. А чтобы не украли, зажала горловину рукой. Прямо-таки объявление — приходите и берите. Нет, чтобы как все нормальные женщины, в извечный женский тайник — лифчик! А деньги были не только мои, но и те, что мне надавали в Москве. Подхожу я справляться о цене чего-то там, и вдруг чувствую, сумка словно застряла. Я как дерну ее на себя… и дальше иду. А какая-то продавщица меня окликает: девушка, у вас сумка разрезана. Я смотрю — правда, разрез, только не успел вор, неопытный попался, подкладка целая. Чуть надрезана. У меня ноги подкосились. Смотрим мы с этой продавщицей друг на друга и молчим. Ох… Вот тут мне плохо и стало. От жадности, что ли?! Только бьет озноб от какого-то непонятного страха. Ладно, обошлось….

И чего только на этой толкучке не было! Это вам не Москва! И не туалет ГУМа! А главное: милиция не гоняет. Ташкент — дело тонкое. Словом, привезла я всем все, что заказывали, и себя не обидела.

А потом долго рассказывала чудеса про толкучку, мимо которой милиция ходит с закрытыми глазами, а на толкучке этой — дефицит, который Москве и не снился…

Татьяна ПЕРЦЕВА.